До жадной бабы вмиг дошло, что она тоже не сможет попасть в квартиру полгода, и гнев ее обратился на домработницу.

– Ты! – сказала она Мефодьевне. – Собирай манатки, и чтобы духу твоего здесь не было!

– Уйду! – спокойно ответила Мефодьевна. – Вот похороним Глеба Николаича, как положено, по-людски, приберу тут все, дождусь девятого дня и уйду!

– Да чтобы ничего из квартиры не прихватила! – Брюнетка совсем уже закусила удила.

– Дина, – не выдержал ее муж, – не надо так.

– Черт знает что! – Вета топнула ногой и ушла, не прощаясь.

Народу пришло не очень много – не то не всем позвонили, не то бывшие коллеги и ученики разбрелись по свету – кто работать, кто отдыхать.

Вета знала уже, что хоронить Глеба Николаевича будут на Серафимовском, рядом с женой, так было указано в завещании. Профессор все предусмотрел и даже небось денег прилично оставил, поскольку жена племянника не выглядела такой злобной.

Вета мимоходом отметила, что в черном костюме жена эта похожа на ворону. Костюм можно было считать траурным с большой натяжкой из-за откровенного выреза и слишком короткой юбки. Племянник стоял рядом со своей женой, чтобы в случае чего не дать ей распоясаться на похоронах. Возможно, он пообещал жене ценный подарок, если она промолчит, а может, просто склеил ей челюсти суперцементом. Во всяком случае, она не произнесла ни слова, только длинный нос был угрожающе направлен одновременно на всех присутствующих. Вета наблюдала за ней исподтишка и решила, что эта женщина, состарившись, вполне может стать Бабой-ягой – нос вселял такие надежды.

Вета фыркнула и тут же ужаснулась про себя – она занимается злопыхательством, когда нужно думать совершенно о другом!

Какие-то незнакомые люди говорили дежурные речи, кто-то приветствовал Вету тихонько, она кивнула в ответ и отошла в сторонку – не хотелось пустых разговоров, кто когда видел покойного в последний раз да что он сказал перед смертью.

Мефодьевны на кладбище не было – видно, распоряжается дома. На поминки, однако, никого не звали.

Ей ни с кем не хотелось сейчас разговаривать, и вообще – хотелось остаться одной, помолчать, вспомнить встречи с Глебом Николаевичем, долгие разговоры с ним.

Но вдруг с ней поравнялся какой-то странный тип – мужчина лет сорока в старомодной замшевой куртке, в металлических очках, с маленькой козлиной бородкой.

Кажется, она видела его и в церкви, и возле могилы – он стоял позади всех, держался незаметно, помалкивал. Наверное, какой-нибудь дальний родственник или ученик профессора.

– Здравствуйте, Иветта Вячеславовна! – проговорил незнакомец ненатуральным скорбным голосом, каким плохо воспитанные люди обычно разговаривают на похоронах.

– Здравствуйте, – ответила Вета удивленно. – Мы знакомы?

– Нет, к сожалению! – Мужчина опустил углы губ и от этого сделался особенно смешон. – Но я надеюсь, что это можно исправить.

– А стоит ли? – Вета взглянула на него с сомнением. – И откуда вы знаете, как меня зовут? Честно говоря, я и сама-то нечасто вспоминаю собственное полное имя!

– А зря! – пылко возразил он. – У вас очень красивое имя! Иветта! – Он проговорил ее ненавистное имя, словно пробуя его на вкус. – А меня зовут Арсений.

– Арсений? – переспросила Вета. – И что же вам от меня нужно, Арсений?

– Я могу быть вам очень полезен! – проговорил тот доверительно и осторожно взял Вету за локоть.