-  Ну? - спросила Роника раздраженно, зная, что иначе Рэйч так и будет стоять статуей.

    Та промямлила:

    -  Давад к тебе пришел, госпожа…

    -  Господин торговец Рестар, ты хочешь сказать?

    Рэйч молча кивнула - да, дескать, он самый. Роника хотела было сделать ей строгое внушение, но одумалась. Все равно без толку.

    -  Я приму его в гостиной, - сказала она Рэйч. Та хмуро посмотрела мимо хозяйки. Роника оглянулась и увидела Давада, уже стоявшего на пороге.

    Он, как обычно, выглядел безукоризненно ухоженным, но, как всегда, все в его облике было чуть-чуть неправильно, чуть-чуть не на месте. Штаны самую капельку оттопыривались на коленях. Расшитый дублет был зашнурован чуть туговато - ровно настолько, чтобы намечающийся животик превратился в выпирающее брюхо. Темные волосы были завиты кольцами и напомажены, вот только завивка успела распрямиться, а обилие помады превратило кудри в сальные свисающие косицы. Да и сохранись его прическа в целости, она больше подошла бы кому-нибудь существенно моложе… Роника все же нашла в себе силы улыбнуться в ответ. Отложив перо, она закрыла учетную книгу, в которой делала записи, и про себя понадеялась, что чернила успели высохнуть. Она хотела было подняться навстречу гостю, но Давад махнул рукой - сиди, сиди, мол. Еще один едва заметный жест, и Рэйч словно ветром вынесло из комнаты, а Давад проследовал к постели больного, чтобы, смиряя обычно громкий голос, спросить:

    -  Как он?

    -  Как видишь, - тихо ответила Роника. Сделав усилие, она отрешилась от раздражения (надо ж было ему являться приветствовать ее в самую комнату Ефрона!) и неловкости (скверно, что он застал ее за очередными горестными подсчетами, с рукой, запачканной чернилами, и морщинами сосредоточения на лице). Роника была уверена - Давад хотел как лучше. Не очень, правда, понятно, как он умудрился так и не усвоить элементарные правила вежливости - а ведь был отпрыском одной из хороших старых семей. Вот и сейчас он, не спрашивая позволения, пододвинул себе кресло и уселся по ту сторону постели Ефрона. Скрип, произведенный ножками кресла об пол, заставил Ронику вздрогнуть. Ефрон, впрочем, не пошевелился. А тучный торговец, усевшись, кивнул на ее конторские книги и этак по-свойски поинтересовался:

    -  Ну и как идут дела?

    -  Думаю, не хуже и не лучше, чем у большей части купечества в последние годы. - Она не собиралась удовлетворять его любопытства. - Война, мор и пиратские набеги по всем нам жестоко прошлись… - И добавила, пытаясь-таки воззвать к остаткам хороших манер: - Ты-то как поживаешь, Давад?

    Он со значением опустил пятерню на круглый животик:

    -  Грех жаловаться. Я вот, знаешь ли, только что от Фуллерьона; ох, и объелся же! Беда только, тамошний повар сыплет пряности горстями во все, что ни готовит, а Фуллерьон вечно забывает предупредить… - И Давад с видом мученика откинулся в кресле. - Увы, долг вежливости требует есть, что дают!

    Роника подавила новый приступ раздражения и кивнула на дверь:

    -  Пойдем лучше поговорим на террасе. А пищеварению твоему как раз поможет стаканчик пахты… - И она сделала движение встать, но Давад и не пошевелился.

    -  Нет-нет, - сказал он, - спасибо, не трудись. Я заглянул-то ведь ненадолго… Вот от чего не отказался бы, так это от стаканчика вина. Помнится, у вас с Ефроном всегда был лучший во всем городе погребок!

    Она ответила без обиняков:

    -  Дело в том, что я не хотела бы беспокоить Ефрона.