Негромко переговариваясь друг с другом, они спокойно шли по немноголюдной улице. Было половина девятого утра и везде глаз находил приметы праздника: елки, украшенные яркими игрушками, Санта-Клаусы, оленьи упряжки, ясли с младенцем Христом и Богоматерью, украшали буквально все витрины. Однако, Михалыч не испытывал ощущения праздника. Наоборот, он чувствовал какую-то смутную тревогу и даже угрозу. Это чувство возникло как-то внезапно и было столь неожиданным, что он невольно замолчал, прислушиваясь к себе.

Внешне все выглядело вполне мирно и спокойно. Мимо них только что проехала патрульная полицейская машина и полицейские, которые ни за кем не гнались, выглядели довольно благодушно. Пешеходов было очень мало, несколько пожилых супружеских пар, которые не спеша шли по улице впереди них. Еще двое небогато одетых мужчин средних лет, явно, не из этого района, полная темнокожая женщина, неопределенного возраста, одетая в дорогое пальто и трое молодых людей с девушкой шли по противоположной стороне улице. Машин также почти не было, за исключением тех, что были припаркованы по обоим сторонам улицы.

Развязка наступила внезапно и в считанные секунды все изменилось. Рядом с ними, догнав их на бешеной скорости, резко остановился большой, белый джип, отчего тормоза взвизгнули и тяжелую машину даже слегка развернуло. Из джипа с громкими, развязными криками выскочило пятеро здоровенных, молодых верзил, одетых в какие-то мешковатые, яркие одежды спортивного вида. Размахивая руками, хохоча и гримасничая, они мгновенно окружили их, стали выкрикивать какие-то идиотские угрозы и потешаться над рыжими волосами Гельмута и швейцарской шляпой Михалыча. Наглые выкрики, доставшиеся на долю Айрис, вообще не поддавались никакому разумному объяснению кроме одного, - пятеро чернокожих, бандитствующих кретинов хотели в это утро не только денег, но еще и белую женщину.

К своему удивлению, Михалыч, который никогда не считал себя расистом, вдруг, почувствовал в себе не столько отвращение к этому безобразию, а самую настоящую, дикую и ослепляющую ярость. Но, все-таки, его возмущение относилось не к тому факту, что кто-то захотел кого-то ограбить, а к тому, что эти подонки увидели в них, прежде всего, беспомощные жертвы и к тому, с какой лютой ненавистью эти подонки смотрели на них, чужаков, да к тому же еще и белых. В глазах этих подонков было что-то звериное, но не от тигра или волка, а скорее от гиены. Возможно, Михалыч смирился бы с этим и, чтобы не устраивать драки, отдал бы им свои золотые часы да еще пару сотен долларов в придачу, но он уже успел прочесть в сознании мерзавцев, что они уже ограбили в это утро пятерых человек и троих из них сильно порезали, да и Айрис один из них хотел затащить в джип и увезти куда-то.

Все в его душе мгновенно взорвалось. Как и раньше он сразу же почувствовал что от троих из этих негодяев исходит какая-то тошнотворная вонь. Двоим другим болванам, вооруженным бейсбольными битами, похоже, было просто очень весело. Они просто нанюхались кокаина или торчали от какого-то другого наркотика. Эти, хотя и горланили громче других, не думали все-таки ни о чем другом, как влепить двум белым несколько увесистых оплеух и отобрать деньги и часы. Но вот двое других ловко поигрывали ножами, а третий, самый рослый, сосредоточенный и злобный, задрав майку, показывал что у него за поясом был заткнут пистолет. Все вместе взятое заставило Михалыча сердито нахмуриться и он громко сказал своим спутникам по-немецки:

- Друзья мои, этих негодяев нужно примерно наказать. Этим двоим, - Он небрежным жестом указал на обоих верзил с бейсбольными битами - Вполне хватит нескольких крепких оплеух, а вот этих троих мерзавцев мне придется прихватить с собой.