Сознание вернулось к Михалычу намного быстрее, чем он терял его. Без боли, без неприятных ощущений. Единственным ощущением было осознание того, что его снова включили, как будто завели поротом ключа мотор машины или зажгли электрическую лампочку, щелкнув выключателем. Сердце вновь билось ровно, а в легкие поступал с каждым вздохом воздух, хотя и с запахом ментолового дыма, но все же достаточно свежий, чтобы быть пригодным для дыхания. Даже опустевшая на треть чашечка кофе и та, к его полному удивлению, не выпала у него из руки.

Недоуменно взглянув сначала на потухшую сигарету, на которой искривился длинный хвостик пепла, затем на экран монитора, Михалыч с удивлением отметил, что прошло целых семнадцать минут. Таймер показывал уже шесть часов двадцать девять минут. Осторожно стряхнув пепел и положив потухшую сигарету в пепельницу, он, почему-то с опаской, осторожно понюхал кофе и огорошено пробормотал вполголоса:

- Все, Шурик, или ты бросаешь курить всякую гадость, или не будешь варить такой крепкий кофе.

От размышления, что выбрать для немедленной ликвидации, кофе или дрянные, прогорклые сигареты, Михалыча отвлек звонок в дверь, от которого он немедленно пришел в бешенство. Уж больно узнаваемым был этот звонок, точнее целая серия звонков: один короткий, другой длиннее и еще два коротких подряд. Залпом выпив остывший кофе, он встал и решительными шагами направился к двери, хмуро бормоча себе под нос угрозы:

- Ну, Олежек, если это ты приперся, то держись! Вот тут тебе и копец. Ты знаешь, где ты сейчас должен быть? Правильно, змей холодный, на вокзале!

Открыв дверь Михалыч вышел в длинный, просторный коридор, почти полностью заставленный мебелью потому, что сосед уже полгода делал ремонт в своей квартире. В коридоре было темно, как в пещере. Кто-то из соседей, обуреваемый приступами жадности, постоянно свинчивал лампочку. Ловко обогнув все препятствия и не опрокинув ни одного из пустых ведер, выставленных в коридор додельником-соседом, он подошел к двери и зло зашипел, открывая замок:

- Олег, если это ты, то даже не мылься заходить, у тебя до отхода поезда осталось всего сорок пять минут! Учти, я тебя не повезу, у меня вчера аккумулятор сдох и я на этом морозе часа четыре заводиться буду, если кто-нибудь не даст прикурить или тебе придется толкать меня два квартала, если не больше.

Из-за двери в самом деле до него донесся знакомый, веселый и чуть надтреснутый баритон:

- Послушай, Санёк, не бесись ты так, это действительно я, но я все-таки зайду к тебе. Не бойся, на поезд я не опоздаю уже потому, что решил лететь в Ставрополь самолетом и не вздумай ради Бога, костерить меня на своих турецких наречиях, тут со мной дама. Давай, открывай скорее, чего возишься!

От такого неожиданного заявления, у Михалыча соскользнула и громко лязгнула металлом по металлу, верхняя, самая хитрая защелка дверных запоров. Едва удержавшись оттого, чтобы витиевато матюгнуться, помянув недобрым словом всех близких родственников тех мастеров, что придумали такую систему запоров, и их самих заодно, он терпеливо начал всю процедуру сначала, и, наконец, отпер дверь.

На лестничной клетке тоже было темно, но его глаза уже привыкли к полутьме, да к тому же из приоткрытой двери его квартиры пробивался слабый лучик света. Именно поэтому Михалыч и увидел, что это действительно был его друг Олег Михайлович Кораблев, и что он действительно был не один. Рядом с ним стояла девушка высокого роста, от которой интригующе пахло дорогими, изысканными духами. Распахнув дверь настежь, он, освобождая проход, предупредительно отодвинулся в сторону и вежливо поздоровался с незнакомкой:

- Доброе утро, сударыня, прошу вас, проходите, пожалуйста. Олег, ты хорошо ориентируешься в этом кносском лабиринте, проводи пожалуйста свою даму в квартиру, а я пока что закрою эту беду железную. Простите меня сударыня, у нас здесь очень неудобная дверь и сварливые соседи, которые громко ругаются, когда она остается открытой.