— Никто не просил вас лгать ради меня. — Чарли бросил на брата пренебрежительный взгляд. — Еще один грех на мою душу — я разочаровал Дарема на смертном одре. Впрочем, у меня их столько, что одним грехом больше, одним — меньше. Все едино.

Джерард не верил своим ушам.

— У тебя не осталось ни капли любви к отцу?

— Как видишь, — скривив рот, ответил Чарли. — Но он мертв и предан земле, и моя любовь или мое прощение ему уже давно безразличны. Так зачем вам сейчас понадобилось поднимать меня, больного, с кровати?

— Мне ты больным не кажешься, — пробормотал Джерард.

— Прекрати! — резко сказал Эдвард.

Глаза у Чарли блестели, как бывает при лихорадке, и когда лакей принес чай, Чарли стал с жадностью его пить. Странно, подумал Эдвард. Впрочем, если в чайник был налит бренди, а не чай, это бы все объяснило. Эдвард встал и проверил, плотно ли лакей закрыл за собой дверь.

— Чарли, я бы с удовольствием оставил тебя в покое, однако сейчас у тебя нет времени болеть. Мы — все трое — стоим перед лицом очень серьезной проблемы, и время, как и то, насколько деликатно мы будем действовать и сумеем ли держать язык за зубами, решает все.

Чарли откинулся на подушки. Вид у него был усталый.

— В чем проблема? Я уверен, что не смогу ничем помочь в ее разрешении.

— Оказывается, отец кое-что от нас скрыл, — с мрачной серьезностью сообщил Эдвард, игнорируя попытку Чарли, как всегда, снять с себя всякую ответственность. — Тайный брак около шестидесяти лет назад. Пожив недолго вместе, наш отец и та женщина решили, что брак был ошибкой, и они разбежались.

— В самом деле? — Чарли улыбнулся немного саркастически. — Кто знал, что старый пес на это способен?

— Он с ней так и не развелся, — пояснил Эдвард. Чарли молча взглянул на него, вопросительно выгнув брови.

— И он не получил подтверждения того, что та женщина мертва, — добавил Джерард. Чарли потребовалось некоторое время, чтобы переварить информацию. Потом он закрыл глаза.

— Так и не получил?

— Так и не получил, — кивнул Эдвард. — И уж конечно, он не знал, жива она или нет, когда женился на нашей матери.

Все трое замолчали. Первым прервал молчание Чарли:

— Так в этом и заключается та самая досадная неприятность?

— Для тебя это, конечно, не проблема! — воскликнул Джерард. — Ты теряешь титул, и после этого ты называешь это «досадной неприятностью»? Ты что, сошел с ума? Ты не понимаешь, что поставлено на кон?

— Джерард!.. — осадил брата Эдвард.

Чарли по-прежнему полулежал, развалившись на подушках, одну руку закинув на лоб, но другая его рука была сжата в кулак. Эдвард не знал, что именно выражал этот жест — злился ли Чарли на отца или на Джерарда, но, так или иначе, времени на споры у них не было.

— Никто не знает, насколько глубоко мы все увязли. Несколько месяцев назад отец стал получать письма от анонима, который намекал на то, что его тайный брак не такая уж тайна и следует ждать еще больших неприятностей, если отец не заплатит, — сказал Эдвард. — Отца кто-то шантажировал?

— Какая ирония судьбы, — пробормотал Чарли.

— Никаких доказательств нет, — резким тоном продолжил Эдвард, бросив хмурый взгляд на Джерарда, чтобы тот молчал.

Младший брат раздраженно хмыкнул и отошел к окну. Они пришли к консенсусу относительно того, что Чарли необходимо обо всем рассказать, но Джерард настаивал на том, чтобы потребовать от Чарли конкретных действий, считая, что ограничиваться разговорами не следует.