— Часа через полтора уже Кострома, — говорил военфельдшер врачу. Можно будет сделать остановку и высадить лишних. Так сказать, сбросить балласт.

— Ну и произношеньице у вас, подпоручик! — вздохнул врач. — Перед встречей с французскими союзниками надо поупражняться, а то засмеют, мон ами… Остаются до начала потехи считанные часы. Муравьев в Казани определенно называл восьмое число, потому что союзники в Мурманске должны шестого получить подкрепление и высадить десант в Архангельске. Савинков будто уже роздал полтора миллиона, которые получил от Нуланса, французского дипломатического агента. Все союзные миссии теперь в Вологде, очень кстати. Не опоздать бы к началу. Как-никак доставим неплохое пополнение. Ваш рейд по тылам красных в роли советского военфельдшера можно признать удачным… Но как вы все же полагаете, много ли попало на борт ненадежных?

— Нет, немного. Отбор всюду сделан был заранее — ив Казани, и в Нижнем, и в Юрьевце. Вот в Кинешме чуть не сорвалось — мы рисковали получить целый косяк красных… Ну и нескольких серьезных больных пришлось принять ради соблюдения госпитальной обстановки. Полагаю, надо выкинуть в Костроме больных ополченцев и старика с переломом…

— Знаете, подпоручик, насчет этого старика я иного мнения. Не может ли он пригодиться в качестве… ну, некоего, что ли, идейного подспорья? Для бесед с колеблющимися, вообще верующими из крестьян? Видел я недавно листовки против красных. Немцы на юге отпечатали для русских мужиков: «Бей жида-большевика, морда просит кирпича». Понимаете, с такой пропагандой мы далеко не уедем. Не попытаться ли поставить этого божьего старца на ноги к началу дела?

— Что ж, попробуем подлечить для пользы службы, как говорится. Религиозное подспорье нам, конечно, не помешает.

— Что представляют собою соседи Губанова? Вы их при вербовке прощупывали?

— Нет, в Ямше условия исключали надежную проверку, но коммунистов там, кажется, нет. Пора Губанову потолковать с ними по душам. Пойдемте туда!

Сиделка и опомниться не успела, как оба собеседника вошли в каюту. Сама она решила не шевелиться в кресле и не откидывать простыни, которой прикрылась от мух. В каюте похрапывали спящие больные. Иван Губанов сразу же встрепенулся, как только военфельдшер осторожно тронул его за плечо.

— Тсс! — предостерег его врач. — Пусть соседи поспят еще… Что выяснили о них, подъесаул?

— Фабричных тут нет, — заговорил разбуженный сипло. — Одни мужики. Кто охотой не пойдет, из-под палки заставим. Обратите внимание на сиделку: молода, но старательна.

— Да, медики будут в цене, как говорится… Но ведь она должна проводить старца? — возразил фельдшер.

Доктор Пантелеев усмехнулся и кивнул на спящего Овчинникова:

— Если этот сгодится в дело, ручаюсь, и она не отстанет. Тут, похоже, роман намечается… Однако подходим к Костроме, понимаете? Пока только эта ваша каюта и неясна. Потолкуйте с солдатами, подъесаул, желаем успеха! Пойдемте, подпоручик!

Дверь каюты захлопнулась за врачом и фельдшером. Больные слышали последние, громкие слова разговора. Все пробудились, лежали помрачневшие, озабоченные.

— Слышь, Михей, — заговорил Шаров, солнцевский ополченец. Он хлопнул по плечу контуженного земляка Надеждина.