Он не дал мне возможности разглядеть подробнее, просто придвинул меня поближе так, что я оказалась прижата к нему. Его руки аккуратно сомкнулись под моими крыльями.

Пока мы танцевали, я слышала биение его сердца, перебивающее музыку. В его руках и груди чувствовалось напряжение, будто он хотел прижать меня сильнее, но боялся сломать. Я хотела сказать что-нибудь, заверить, что доверяю ему; но если я заговорю, момент может разрушится.

Он вызывал у меня приятные ощущения. Знакомые. Мое тело знало, куда скользнут его руки еще до того, как он двигался, а дышали мы в унисон. Он чувствовал музыку так же хорошо, как и я, напрягаясь на сильных звуках и расслабляясь на затянутых.

Сорокопут — певчая пташка; он должен знать это.

Мы танцевали с вечность, и все равно недостаточно долго. Теперь, когда мы оказались лицом к лицу, я тоже могла до него дотрагиваться, а не просто прижиматься к его рукам. Я провела по его спине, ощущая мышцы и хребты позвоночника. Дойдя до места под левой лопаткой, он скорчился, будто пытался не рассмеяться. Я вновь провела по нему, наслаждаясь ощущением его груди прижатой к моей.

Когда песня закончилась, он обошел меня, и мы начали наблюдать за шоу на ступеньках. Вон они, воробей и ящерица — не та, которая схватила меня — проходили через арки, держась за руки. Один тянул, другой следовал. Они шли сквозь сосновую, цветочную, обсидиановую, серебряную, каменную... Парочка прошла через все, даже с повязками на глазах. Золотая ткань струилась за ними, словно знамя.

Они и вправду сделали это. То ли потому что знали дорогу, то ли настоящая любовь направляла их на правильный путь. Да это и не важно. Они любили друг друга.

Став между колонами у входа в Дом Совета, воробей и ящерица обнялись, поцеловались и сняли маски с повязками. Толпа радостно закричала, когда их маски взлетели в воздух; Сарит объяснила бы мне об этом ритуале, но ее нигде не было.

Мойрик подошел к микрофону и начал толкать очередную речь. Фу. Опять он. Нет уж, спасибо.

Я повернулась к сорокопуту, но его клюв задел мою шею, а теплые губы коснулись уха. Я затрепетала, но не двигалась, пока он не начал отходить. Я поймала его за руку.

— Подожди.

Наша близость казалась такой правильной. Я знала, кем он должен оказаться, даже если его манера танца была не... Такую страсть он проявлял к музыке. А не ко мне.

Я задрожала от порыва холодного ветра и крепче ухватилась за него. Сделала шаг ближе. Посмотрела в его глаза.

Уголок его губ приподнялся, будто он находил ситуацию забавной. Хоть я уже и знала кто он, но все равно, знакомое выражение лица настолько ошеломило меня, что я замерла на месте.

А затем, поцеловала его.

Ну, скорее, прижалась своими губами к его, в надежде, что он не убежит. Меня бы это убило.

Последовали три долгие секунды, но он лишь ахнул и крепче прижал руку к моей спине. Затем, с тихим стоном, он приоткрыл губы и поцеловал меня. Это не было похоже на легкий, сладкий поцелуй, каким, по моему представлению, должен быть первый, а скорее яростный и полный желания. Так даже лучше, ведь, после всего, я тоже желала его.

Клюв царапал мою щеку, но пока его язык ласкал мои губы — мне было все равно. Все, что он делал, было волшебным, но когда он углубил поцелуй и из моих уст послышался стон, я подняла руки к его маске и потянула, пока та не соскользнула и не оказалась на моем запястье. Мне нужен Сэм, а не сорокопут.

Он резко отшатнулся, на его лице было написано удивление и смущение. Я облизала губы и сделала вид, будто мои щеки не горели, внутри все не плавилось, и я не хотела того, к чему вел этот поцелуй.

— Привет, — трясущейся рукой я протянула ему маску.

Он не взял ее.

— Ты знала.

— Я всегда знаю.