Она с теплотой задержала мою руку в своей: «Ваш труд очень важен! Продолжайте – с той искренностью, на которую только способны. Говорите о своих исследованиях. Не позволяйте никому сбить вас с толку». Я рассказала Майе, что иногда в университете выключаю свет в аудитории и ставлю студентам старую аудиокассету, где она читает стихотворение Our Grandmothers («Наши бабушки»). Я добавила, что иногда перематываю и включаю несколько раз подряд одну и ту же строчку:

«Я не сдвинусь».

Майя посмотрела мне в глаза и низким, глубоким голосом пропела: «Как дерево на берегу реки! Я не сдвинусь». Снова сжала мою руку и прибавила: «Не сдвигайся, Брене!» В этот момент я почувствовала, что получила самый важный подарок на свете: Майя подсказала мне способ обращаться к смелости. Мы редко понимаем, что вот этот миг отпечатается в памяти и даже станет частью идентичности, но тут мне было предельно ясно, что происходило именно это. Что делать, если ты всю жизнь старалась вписаться, подстроиться, стать своей в любой группе – и вдруг сама Майя Энджелоу поет тебе и говорит: «Не сдвигайся, Брене»? Черт возьми, ты не сдвигаешься! Ты находишь силы и способы твердо стоять на месте! Ты сгибаешься, растягиваешься, растешь, но выполняешь обещание оставаться собой. Как дерево на берегу реки.

Через полгода я снова сидела в гримерке. На этот раз в Чикаго. Меня позвали на одну из крупнейших мировых лидерских конференций. Предупредили, что одеться надо в деловом стиле, и я угрюмо смотрела на свой похоронный наряд: черные брюки и туфли-лодочки… кто это? Точно не та Брене, которую я знаю.

Рядом со мной в гримерке ждала своего выхода на сцену другая участница конференции (потом мы с ней подружились). Она спросила, все ли в порядке. Я призналась, что чувствую себя участником карнавала – из-за сомнительного наряда, отвечающего строгому дресс-коду. Она вежливо ответила, что я выгляжу прекрасно, но на ее лице было написано совсем другое: «Я понимаю. Кому нужны эти глупые правила! Но что уж тут поделать?»

Я вскочила, схватила чемодан с полки и убежала в туалет. Вышла в синей блузе, темных джинсах и любимых туфлях-сабо. Женщина взглянула на меня и улыбнулась: «Вот это да. Вы смелая!»

Я не знала, всерьез она или иронизирует, но рассмеялась. «Не особо. Это вынужденная мера. Но как говорить об искренности в одежде с чужого плеча? И как расскажешь о храбрости, если боишься одеваться по-своему? В конце концов, я пришла сюда не прятаться за ролью выступающего, обращаясь к ролям слушателей. Я хочу говорить от всего сердца, обращаясь к сердцам зрителей. А настоящая я выгляжу вот так».

В тот момент я снова увидела (и не упустила) возможность принадлежать себе.

Через пару недель меня позвали выступать в другое место. Сформулировали приглашение так: «Нам очень понравилось ваше выступление на конференции в прошлом году. Очень ждем вас снова! В прошлый раз вы говорили о том, как важно исследовать свои ценности – мудрая мысль. Правда, вы упоминали, что одной из ваших основных ценностей является вера. Это не очень уместно для бизнес-аудитории. Могли бы вы пропустить этот кусок? Второй основной ценностью вы называли храбрость, было бы здорово сконцентрироваться на ней».

Мой живот крутило, пока я читала это письмо. Лицо горело от гнева. Кстати, за неделю до этого пришло прямо противоположное по содержанию, но совершенно такое же по смыслу письмо: другие организаторы сообщили, что они «ценят прямой, искренний подход», но просят не ругаться со сцены, потому что часть аудитории – «люди религиозные», не готовые к «такой лексике».

«Какой бред! Может быть, мне вообще больше не выступать? – злобно подумала я.