Изменить размер шрифта - +

– Мне пора домой, – извиняющимся тоном сказал он.

Капуста положил руку ему на плечо:

– Ладно тебе. Посиди с нами, неизвестно, когда еще раз так соберемся. Давай лучше выпей, – он принялся наливать Алану вино, приговаривая: – Как дед говорил, если людына не пье, вона або хвора, або велыка падлюка.

Алан скривился и отстранил бокал:

– Ты же знаешь, я хвора падлюка. Да и за рулем…

Наган поддержал Капусту:

– Тут, вон, гостевая, всем места хватит, – он пьяно осклабился, повернувшись к Юльке, та сглотнула слюну, посмотрела на Аню и проговорила:

– Пожалуй, нам слегка пора.

– Да че вы, девчонки, оставайтесь, – Наган поднялся, пошатнулся – Дым успел поддержать переворачивающийся стул и подумал, что приятелю совсем паршиво, раз он так надрался.

Капуста усадил его, тогда Наган обратился к Оле:

– Ну хоть ты-то останешься?

Дым сжал кулаки. Если усмирять быкующего Нагана, будет показательный бой. Он, конечно, пьян, но даже в таком состоянии опасен.

– Ань, извини, но мы пошли. – Оля перекинула через плечо сумку и направилась в прихожую следом за Юлькой. Дым отправился их провожать. Сказал у двери:

– Не обижайтесь, беда у человека.

– Ничего, – пожала плечами Ольга, встала на цыпочки и поцеловала Дыма в щеку. – Еще увидимся!

– Нахал! – воскликнула Юлька, хлопнув дверью, по лестнице застучали ее каблуки.

Дым вернулся к гостям. Надутая, как сыч, Аня обхватила себя руками.

– Наган, какой же ты козел.

Дыма мало интересовали условности типа всяких праздников, восьмых марта и двадцать третьих февраля, но за Аню было обидно. Она так мечтала об этой квартире, так хотела наконец позвать друзей и порадоваться вместе с ними! Нагану долго придется искупать вину.

Наган выглядел пристыженным: потупился, разглядывая ногти, и пробурчал:

– Простите, не знаю, что на меня нашло.

Возле него крутился Капуста: то ли успокаивать собирался, то ли усмирять. Алан сидел, откинувшись на спинку стула, и созерцал картину на стене.

– Да, я сволочь, – проблеял Наган и притих.

Случалось всякое. Бывало, нажирались до свинячьего визга, но никогда Наган не терял самоконтроль. Видно, сильно переживает из-за Ленки. Когда привыкаешь к смерти, она кажется работой, чем-то само собой разумеющимся, а вот измена – трагедия. Дым представил себя на месте друга и понял, что не стал бы так расстраиваться. Основы мироздания рухнули, когда ему было двенадцать. Они с Аней вылезли из кладовки, и он успел закрыть сестре глаза, чтобы она не увидела растерзанный труп матери и Егорку с размозженным черепом.

Все самое плохое в его жизни уже случилось, он вырос на руинах, он и сам – огрызок человека, в нем даже ненависти к врагу не осталось – лишь ноющая досада и неприятие всего нерусского. Из-за притупленности собственных чувств Дым наполнялся чужими, он не любил слово «эмпатия», ему больше импонировало «резонатор».

– Идем, покурим, – Капуста хлопнул Нагана по спине. – Что сделано, то сделано.

– Только дверь закрывайте, а то всю квартиру завоняли! – пробурчала Аня и обратилась к Алану: – Ты будешь чай с тортом? Сама пекла.

– Ну, раз сама, тогда давай, – согласился Алан, проводя курильщиков тоскливым взглядом.

Дымили молча. Наган замер изваяньем, сигарета в его пальцах дрожала. Капуста, наоборот, казался дерганным и расхлябанным.

– Не знаю, что на меня нашло, – проговорил Наган.

Капуста пожал плечами:

– Бывает. Мы – поломанные, потерянные для общества люди. Знала бы эта женщина, чем мы занимаемся…

Дым фыркнул:

– Для нее наша работа не грязь, а романтика.

Быстрый переход