– Я хочу помочь ему.

– Тебе удастся это сделать, если ты его достаточно любишь. Он тебя любит сейчас. Ты можешь сохранить эту любовь, любя его в ответ и дав ему то, чего он всегда был лишен.

– А что это?

– Дом, – ответила Мэри Бланшард.

– Но у него же он был. По крайней мере, он убежал из дома, чтобы быть вместе с вами.

– Я имею в виду настоящий дом. О, кирпич и известка еще не означают дом, можешь в этом не сомневаться. Главное – любовь, которая его согревает. Отец и мать Дикса никогда не любили его и никогда не пытались понять его. Они хотели, чтобы он подчинялся им, чтобы он рос так, как они считали нужным, по тем правилам, которые они установили для него. – Она вздохнула так тяжело, что ее полное мягкое тело содрогнулось. – Он бунтовал, он всегда был бунтовщиком, – продолжала она. – Из Дикса нельзя слепить какую-то форму и сказать, что только эта форма ему и годится. Дикс всегда будет самим собой. И все-таки, я считаю, что ему нужен дом, и настоящий дом будет для него спасением.

– Спасибо, что сказали, – мягко поблагодарила Элоэ.

Она посмотрела в другой конец комнаты. Дикс ее искал. Она смогла прочитать недоумение на его лице оттого, куда же она могла уйти; когда же глаза его отыскали ее, в них вспыхнуло внезапное озарение.

Она поднялась, забыв о Мэри Бланшард, забыв обо всем, кроме Дикса. Он хотел быть с ней – этого было достаточно. Она подошла к нему, и он взял ее под руку.

– Может быть, пойдем отсюда? – спросил он.

– Не попрощавшись? – удивилась Элоэ.

– Не будем делать наш уход слишком явным. Это всегда портит вечер.

Он помог ей подняться по ступенькам и пробраться в темноте сквозь кустарник туда, где стояла машина.

Как только они дошли до нее и забрались внутрь, он заключил ее в свои объятия, резко и страстно.

– Я слишком долго тебя не целовал. Я не мог больше ждать. Что ты со мной сделала, что даже мои друзья мне кажутся пустой тратой времени, тогда, когда я мог бы быть с тобой? Только наедине с тобой, Элоэ. Это означает для меня всю мою жизнь.

Он еще раз ее поцеловал, но через минуту она отодвинулась от него.

– Я должна тебе кое-что сказать. Завтра мы уезжаем. Мы будем гостить за городом.

– Но как же я смогу видеться с тобой?

– Я не знаю. Я не знаю, что делать. Я подумывала о том, чтобы отказаться, но, по всей видимости, герцогиня особо подчеркнула необходимость моего присутствия.

– Герцогиня?

В полумраке машины ей показалось, что брови Дикса взметнулись вверх.

– Да, герцогиня де Ранж-Пужи, – ответила она. – Я тебе не говорила еще о причине, по которой мы находимся здесь, в Биаррице.

– Вполне понятно, что причина была, – сказал он со слабой улыбкой на губах.

– Я тебе сейчас расскажу об этом, – продолжала Элоэ. – Я уверена, что могу доверять тебе и что ты больше никому не расскажешь об этом. Это было бы нечестно. Но я переживаю, ужасно переживаю из-за того, что я сделала.

– Что-нибудь плохое? – в его голосе послышалась насмешка.

– В том-то и дело, что я этого не знаю, – ответила она. – Это плохо вмешиваться в жизнь других людей?

– Нет, если это делаешь ты, – сказал он и поднес ее пальцы к своим губам.

– Пожалуйста, я хочу, чтобы ты мне сказал, поступила ли я плохо.