— Сейчас перейдем к делу, — согласился я. — А дело заключается в том, что некий человек по имени Пит Мондриан написал картину. А сорок лет спустя были убиты двое. Один человек, по имени Гордон Ондердонк, был убит в этой самой квартире, другой, по имени Эдвин Тернквист, — в книжной лавке в Виллидж. И волею случая то оказалась моя книжная лавка в Виллидж, и волею случая я вместе с Мондрианом оказался косвенно замешанным в этой истории. Я вышел из этой квартиры за несколько минут до гибели Ондердонка, и я вошел в свою лавку через несколько минут после того, как убили Тернквиста. А потому в этих двух убийствах полиция заподозрила именно меня.

— Возможно, у нее были на то веские основания, — заметила Элспет Петросян.

— У них были на то все мыслимые и немыслимые основания, — сказал я, — а у меня было лишь одно преимущество. Я твердо знал, что никого не убивал. Кроме того, я понимал, что меня подставили. Меня заманили в эту квартиру под предлогом, что ее владелец хочет оценить свою библиотеку. И вот я провел часа два, оценивая эту самую библиотеку и подсчитывая общую стоимость, и даже принял оплату за эту работу. И вышел из этой квартиры, оставив повсюду множество отпечатков пальцев, и ничего особенного в том не было. Ведь ничего криминального я не совершил. И мне было абсолютно безразлично, что я оставил отпечатки, ну, скажем, вот на этом кофейном столике и что назвал свое имя консьержу. Но теперь я со всей ясностью понимаю: меня пригласили сюда с единственной целью — получить неопровержимые доказательства моего пребывания здесь, чтобы затем обвинить меня в краже со взломом и убийстве. В похищении картины Мондриана и злодейском убийстве ее законного владельца.

Я перевел дух.

— И все, казалось бы, было совершенно ясно и очевидно, — продолжил я, — вот только концы с концами не сходились. Поскольку получалось, что подставил меня вовсе не убийца, а жертва, и это не имело смысла. К чему было Ондердонку являться ко мне в лавку и рассказывать небылицы о том, что ему якобы надо оценить библиотеку, и заполучить меня под этим предлогом к себе, чтоб я оставил здесь как можно больше отпечатков, и все это ради того, чтоб затем ему проломили голову?

— А может, убийца просто воспользовался случаем? — вставила Дениз. — Ну, как тот ловкий воришка, выкравший вчера днем картину из музея?

— Я думал об этом, — ответил я, — однако роль Ондердонка это нисколько не проясняет. Ну, посудите сами. Он заманивает меня к себе, но с какой, спрашивается, целью? Ведь не с целью же своего убийства, верно? Украсть картину? Да, последнее кажется вероятным. Допустим, он решил инсценировать кражу картины, чтобы затем получить за неё страховку. Почему бы в таком случае не придать достоверности и не оставить в квартире отпечатки пальцев в прошлом известного, но раскаявшегося взломщика, на след которого легко может выйти полиция?.. Что, кстати, тоже не имело особого смысла, потому как я всегда мог объяснить свое присутствие в этой квартире. Но это изрядно запутало бы расследование. К тому же люди порой совершают самые странные и глупые поступки, в особенности — любители, замыслившие совершить преступление. Итак, он вполне мог задаться подобной целью. А его сообщник мог, в свою очередь, перехитрить его, убить и взвалить ответственность за кражу и убийство на раскаявшегося взломщика.

— Раскаявшегося взломщика… — протянул Рей. — Один раз я бы еще это скушал, но ты упомянул это слово дважды, Берн. Надо же, раскаявшийся!..

Я оставил без внимания эту ремарку.

— И все равно, — продолжил я, — остается много неясного. Ну, к чему, скажите, было убийце связывать Ондердонка и запихивать его в гардероб? Почему бы просто не убить и не оставить там, где он упал? К чему было вырезать полотно Мондриана из рамки? Да, порой воры поступают так в музеях, когда каждая секунда у них на счету.