Если бы она пролежала здесь долго, в этом маленьком помещении я бы почувствовал запах не только табачного и порохового дыма.
А что я тебе говорил? — вскинулся внутренний голос. Разве я не говорил: труби отбой? Не предлагал сматывать удочки? Ты меня послушал? Ты хоть когда-нибудь меня слушаешь?
Я уже слушал, но не внутренний голос. Я слушал звуки, которые доносились из коридора. Я слышал шум шагов, причем его производило множество ног, страдающих плоскостопием. Еще я слышал голоса. Я слышал мужские голоса и стук в двери номеров. Я не мог разобрать, что они говорят, но сомневаюсь, что мне хотелось бы это услышать.
А вот кто-то уже стучит в мою дверь — ну, в дверь мисс Ландау — и громко кричит «полиция!» и «откройте!». Я догадался, что это полиция, и открывать дверь мне хотелось меньше всего на свете.
Раздвинув шторы, я выглянул в окно. Пожарной лестницы нет, улица лежит далеко внизу.
Я услышал поворот ключа в замке — универсального ключа, которым пользуются сотрудники отеля. К тому моменту, как дверь приоткрылась, я уже был в спальне. Цепочка задержала их, пока я путался в занавесках. Я распахнул окно, и — слава Богу и святому Дисмасу — здесь была пожарная лестница.
Я выбрался на нее и захлопнул за собой окно на мгновение раньше, чем они ворвались в номер.
Глава 5
Пребывание мое на пожарной лестнице было недолгим. Я только пропустил освещенные окна на пятом и четвертом этажах. Освещенная комната не обязательно означает присутствие людей, но мне не хотелось тратить время на более тщательную проверку. Спускаясь дальше, я нашел наконец темную комнату на третьем этаже. Окно оказалось закрыто, но не заперто. Я открыл его, перебрался через подоконник и плотно закрыл за собой.
Задернув шторы, я включил свет и некоторое время постоял, переводя дыхание. Номер был занят — либо женщиной, либо мужчиной-трансвеститом, судя по набору косметики на подзеркальном столике. Кто бы это ни был, он явно отправился хорошо провести вечер в городе. Если внезапный приступ ностальгии не погонит ее прямиком в аэропорт, рано или поздно она вернется. Следовательно, я не могу оставаться здесь вечно, но на данный момент я в полной безопасности.
В полной безопасности и в чужом жилище. В таких обстоятельствах моя вторая натура обязательно начинает осматриваться в поисках чего-нибудь стибрить. Я нелегально проник в чужое помещение. Я там, где мне быть не полагается. Но если я уже здесь, почему бы что-нибудь не прихватить?
Например, серьги с ожерельем.
Если мне не положено их брать, какого черта они валяются на самом виду? То есть они лежали в шкатулке размером с ладонь, которая была засунута под трусы и лифчики во втором ящике гардероба. Ну, может, это и не означает «на самом виду», но все же…
В каждой сережке красовался рубин весом в карат, обрамленный алмазной крошкой. Рубины в ожерелье были крупнее, на глаз — по три или четыре карата. Вокруг них было, разумеется, множество искусственных рубинов, а я не имел ни ювелирной лупы, ни времени, чтобы рассмотреть их повнимательней, но на первый взгляд это была стоящая вещь. Хороший цвет, без явных включений. И оправа из золота… Как минимум, восемнадцать или даже двадцать два карата.
Если бы это была фальшивка, они бы были крупнее. Да и кто вставляет фальшивые рубины в оправу из чистого золота? Мне они показались настоящими, а если так, то стоимость их была вполне достаточной, чтобы занести сегодняшний вечер в колонку со знаком плюс.
В конце концов, я вложился в проект. Я отдал более шестисот долларов за свой номер. Письма Гулли Фэйрберна исчезли. Кто-то опередил меня в этом проекте и, чтобы завладеть ими, убил женщину. У меня выдался тяжелый вечер, и он еще не закончился, так почему же не воспользоваться возможностью получить хоть небольшую прибыль?
Однако мне еще предстояло пройти через вестибюль, заполненный копами. |