Тут заговорил другой брат:

— Но как же этот несчастный полюбил тебе, сестрица! С первого то взгляда — так его до костей и прожгло; стоял пораженный и даже пошевелиться не смел…

Девушка усмехнулась — впрочем, довольно-таки напряженно, и проговорила тоже дрогнувшим голосом:

— Ну, ничего — раз у него такие свершения впереди — забудет.

— Нет — не забудет. Он никогда не забудет этой любви. — произнес третий брат, и все почувствовали, что в этом была правда.

И вновь заговорил первый из братьев:

— А, между прочим, если бы ты ответила на его чувства, если бы сказала сейчас: «Давайте развернем телегу и подберем его» — тогда судьбы Среднеземья совсем, совсем по иному бы сложились. Ты знай, что он до сих пор на дороге стоит, и все нам вослед смотрит; и слезы по его щекам катятся. Представляешь: судьба грядущих веков сейчас в твоих руках. Стоит только слово сказать, и тогда всего изменено будет…

— Нет…

— Конечно же — «Нет» — ты красавица, знаешь себе цену, и никогда не полюбишь его; тем более, что никакими талантами, или свойствами души, кроме что ужасной мрачности он не отличается. Ну, да одно свойство: он всей душою тебя полюбил. Хорошо… а мы могли бы его взять хоть на несколько дней; довести до моря, а там оставить. Ведь он рвется к новый жизни — по его мнению она где-то там, куда мы едем. Его возьмут рыбаком, и будет он до старости ловить рыбу. Забудет со временем о прошлом, и уж никогда не узнает, что ему было суждено.

— Видеть его не хочу! — громко произнесла девушка. — Да и хватит об этом: раз уж он такой робкий, что не мог хотя бы попроситься подъехать к этой своей новой жизни, так пусть стоит и плачет!

— Ты жестока. — подала голос другая ее старшая сестра. — Если бы меня так полюбили, то я, по крайней мере, пожалела несчастного; приласкала бы, отогрела, а ты… Нельзя же быть такой бессердечной. Ведь, и мало того, что вся жизнь ему одно сплошное страдание — он теперь еще и из-за тебя страдать станет…

— Нет, нет. — твердо вымолвила эта красивая девушка…

Тут — вспышка… Вновь появилась повозка, но теперь больше в ней стало темных тонов. На лавках сидели, все в черном, три сестры и два брата. Третий брат, мертвый, с посиневшим, осунувшимся лицом лежал между ними, на возвышении. Букет алых роз, покоился на его груди. Из-за перегородки доносились пронзительные рыдания матери, дышащий болью, тщетно пытающийся утешить ее, голос отца.

Говорила прекрасная девушка, в которую был влюблен Маэглин:

— Помните ли, милые мои: девять месяцев назад мы проезжали через город, в котором встретили некоего несчастног. Помните, тогда я отвергла его любовь?…

Братья и сестры безмолвно кивали, а в очах их виден был ужас.

— Так вот… — мертвенным, глухим голосом продолжала девушка. — …Тогда мы невольно прикоснулись к проклятью. Теперь злой рок висит над нашей семьей, и смерть поселилась в этой повозке…

— Мы тоже почувствовали это. — не поднимая глаз, тихо отвечал средний брат (старший лежал пред ними).

Девушка помолчала некоторое время, потом молвила:

— Я виновница этого проклятья, а потому и оставлю вас, заберу его с собою. Быть может, умру, а может найду тот город, найду этого несчастного, возьму его за руку, и будем мы идти прочь, сколько хватит у нас сил… Передайте эти матушке и батюшке, а теперь — прощайте!

Сказавши так, она раздвинула полог, за котором чернела беззвездная вьюжная ночь, и бессчетные снежинки, стремительно летели в ледяном ветре.