Дальнейшего Альфонсо не помнил…

Вернулось зрение, вернулся слух. Альфонсо лежал в каменном гроте; слабый свет в который проникал из расщелин в потолке, а, так же — от входа, за которым открывалась, тепло-пшеничная долина. За долиной, в нагретом солнцем августовском воздухе виделись высокие холмы. Альфонсо лежал в каменной выемке — здесь, из глубин земли били теплые, целебные источники, обнимали его тело, после чего — по маленькой борозде в полу, устремлялись к выходу. В теплой, благодатной воде, пристроился мягкий ил, так что Альфонсо сидел вполне удобно. Пахло травами и кореньями…

У входа мелькнула тень, и вот, пригнувшись, вошел в грот Тьеро. Когда он увидел, что Альфонсо очнулся — бледное его лицо, расплылось в улыбке — выделялся подбородок, сильно покрывшийся щетиной:

— Ну, наконец то!

И опять все произошедшее казалось Альфонсо чудовищным бредом — самым мерзким из кошмаров; и не верилось, что это свершилось на самом деле. И вновь, чтобы хоть как-то притупить подступающее страданье, он попытался успокоить себя тем, что, может быть — никакого убийства и не было. Тьеро, тем временем, говорил самым обычным своим, мирным, дружеским голосом:

— А я вот для тебя суп сварил — да на улице, чтобы здесь не дымить. Сейчас принесу, попробуешь — научился от королевского повара — у меня уж у самого слюни текут…

— Зачем же мне теперь еда?! Поскачем к восточному побережью! Ты, ведь, нашел Сереба?!

— Нет. Где ж я его найти мог?..

— Куда ж он братьев моих унес?

— Надеюсь туда, где укрытие есть, потому что сейчас дождь начнется…

Тьеро вышел на улицу, где стремительно темнело; и все усиливающийся ветер шумел в кроне росшего неподалеку ясеня. Альфонсо, тем временем, выбрался из выемки, и натянул свою одежду, которая успела уже высохнуть.

Вместе с прохладным дождевым порывом, вернулся Тьеро; в руках у него была престранная посудина — в форме физиономии некоего чудища, а, вместо ручек, загибались рога, из открытого черепа поднимался, аппетитный куриный дымок.

Тьеро поставил рядом с ним эту посудину, достал столь же необычайные, в форме полых костей тарелки, и, разливая по ним, пояснил:

— Это я в одном из ящиков нашел. Уж не знаю, от кого такое богатство осталось — быть может, от чародея какого-нибудь. Но они чистыми были, а для верности, я их еще из родника вымыл — он здесь неподалеку, прямо из скалы бьет. Если же про курицу спросишь, то я тебе отвечу, что здесь, верстах в трех, деревенька небольшая — я туда прокрался, ну и… Надеюсь, они этого и не заметили — у них на дворе кур много…

Раскатистым своим голосом, с треском перекатываясь через потемневшее небо, сказал что-то гром. Зашумел дождь — капли были крупные; и у входа, вскоре запел, разбрызгивая кисею брызг, водопад. За дождевыми стенами не стало видно дальних холмов, однако, там еще светило солнце — казалось, будто это сияющее и плачущее око смотрит на них; так же, отдельные капельки стали прорываться и через расщелины, в своде — будто, и грот плакал.

Альфонсо взял было и ложку, которую Тьеро недавно выточил из ветви, но вот рука его задрожала; суп расплескался — и жалко было смотреть на него, поседевшего, скрючившегося; на глазах смертно бледнеющего, дрожащего…

— Откуда пришли эти тучи? Где мы? — выдохнул он с мукой.

— С запада они пришли; ну а мы милях в десяти от юго-восточных отрогов Менельтармы — здесь же скалы из земли выступают, вот мы в одной из них и укрылись.