— Ну а Флоки? — спросил я.

— Ворон, а как ты сам поступил бы с английским серебром? — спросил Сигурд, втыкая носок сапога в мягкую землю, чтобы получить опору. — Представь себе, что тебя со всех сторон окружают враги и ты собираешься тронуться вслед за кровожадным одноглазым мальчишкой, не умеющим держать меч в ножнах. — Ярл хитро посмотрел на меня, но я промолчал, понимая, что он издевался над моим отношением к Кинетрит. — Итак, парень, как ты поступил бы с такой кучей серебра, на которую можно снарядить целое войско?

Я на мгновение задумался и ответил:

— Закопал бы его.

Сигурд снова улыбнулся, кивнул и продолжил:

— Я убедился в том, что англичане лежат в своих постелях, закопал серебро Эльдреда, глубоко, неподалеку от берега, и оставил Флоки присматривать за ним. Впрочем, тот и сам этому рад.

Должно быть, у меня на лице отразились сомнения, потому что Сигурд остановился, перевел дыхание и посмотрел мне в глаза.

— Флоки — не Глум, — сказал он. — Знаю, у этого вестника смерти отвратительный нрав, но за его преданность можешь не беспокоиться, Ворон. Только не Флоки. Он будет рядом со мной, когда придут черные девы смерти. Такую вот нить сплели норны. Это определено судьбой.

— От Флоки я слышал то же самое, господин, — подтвердил я.

Сигурд продолжил подъем, изогнул брови и заявил:

— Эльдред признался мне, что Веохстан его сын. Я никак не мог этого предположить. Он сказал, что отправил тебя с пятьюдесятью воинами, чтобы ты выкрал парня у валлийцев.

— С пятьюдесятью? — изумился я. — Жадный выродок дал мне всего тридцать человек, из которых лишь десять были настоящими воинами. Однако сражались они хорошо. — Я подумал об Эфе, Сабе, Эни и остальных уэссексцах. — Но корабли он не вернул, господин? Я ведь принес Эльдреду книгу, отдал ему в собственные руки. Вы могли вывести «Змея» и «Лосиный фьорд» в море.

— И бросить тебя здесь, в земле Белого Христа? — спросил Сигурд.

Я пожал плечами.

— Я же тебе говорил, Ворон! Нить жизни Флоки сплетена с моей, а моя — с твоей. — Сигурд снова остановился, на этот раз лоб его был наморщен, а челюсти, скрытые золотистой бородой, стиснулись. — Я всегда приду за тобой, пока в моих жилах течет кровь, — сказал он, и лицо ярла смягчилось. — Клянусь Одином, ты отлично поработал, малыш. Знаешь, все наши беспокоились о тебе. — Сигурд улыбнулся. — Полагаю, даже старик Асгот.

— А Аслак? — спросил я.

— Ты сломал ему нос, Ворон. Норвежцы могут быть тщеславными, словно женщины. — Ярл нахмурился. — Но думаю, Аслак тебя простил.

— Должен был простить, — сказал я. — Асгот вправил ему нос, а мой теперь кривой, как шпангоут.

Я повернулся, показывая Сигурду профиль.

— Ты прав, Ворон. — Ярл усмехнулся, шагнул ко мне, и его лицо вновь стало сосредоточенным. — Хочешь, чтобы я попробовал его выпрямить? — спросил он, изучая мой нос. — Уверен, у меня получится.

Я отшатнулся назад, схватился за рукоятку меча и заявил:

— При всем моем уважении к вам, господин, я лучше сражусь с вами, здесь и сейчас.

Сигурд рассмеялся еще громче.

Как мы и предполагали, сторожевая башня оказалась покинутой. Внутри земля была усыпана рыбными и куриными костями. В очаге, обложенном камнями, дымилась кучка белой золы. У стены была навалена груда сухих березовых веток и зеленого папоротника, чтобы можно было в любой момент испачкать небо желтым дымом.