Елена Артамонова. Ворон пророчит беду
Часть первая. Предчувствие кошмара День первый. Дурные предзнаменования Всполохи огня отражались на обнаженных клинках и доспехах, крики, звон оружия, ржание лошадей слились в один грозный гул, в котором невозможно было услышать даже собственный голос. Я осадил коня, Драгон взвился на дыбы, в его налитых кровью глазах сверкали огонь и безумие. Битва была в самом разгаре, наша ночная атака вызвала панику в лагере султана, насмерть перепуганные турки начали убивать друг друга, но я понимал, что удача скоро оставит нас. Янычары успели окружить плотным кольцом шатер, в котором находился султан, заняли оборону, и за каждый шаг вперед приходилось расплачиваться десятками жизней моих воинов. Небо на востоке начало сереть, наш главный союзник – непроницаемая ночная тьма таяла, продолжать вести бой на свету было слишком рискованно. Шатер султана остался левее, я бросил на него долгий взгляд и отдал приказ об отступлении. Мой отряд также стремительно и неожиданно, как ворвался, покинул разгромленный турецкий лагерь… Тело пронизывали ледяные стрелы ветра, страшная ночная атака казалась теперь нереальным полузабытым сном из далекого прошлого. Реальность была иной — под копытами Драгона вилась узкая, известная только местным крестьянам тропа, горы покрывал ослепительно белый, недавно выпавший снег. Ветер становился все сильнее, безжалостнее, казалось, он хочет сбросить нас вниз, швырнуть на вершины огромных елей, «утопить» в дремучем лесу, который с высоты перевала казался черной бездной. Мальчик, сидевший со мной в седле, окоченел от холода, но не плакал, терпеливо снося тяготы подъема. Я крепче прижал Михню к себе, отчетливо понимая, что не смогу защитить его, если грянет новая беда. Не прошло и двух дней, как мальчик потерял мать, а если бы что–то случилось и со мной, шестилетний малыш остался бы один одинешенек в этом жестоком, несправедливом мире. Ветер бросал в лицо колючий снег, перевал был близок, но за ним ждала неизвестность… Холод разбудил меня окончательно, вытянул из яркого, как кинофильм, достоверного до мелочей сна. Я лежал в собственной постели, пришедшая из сновидения лютая стужа, пробирала до костей, а мысли вновь возвращались в прошлое. Сон не был фантастикой, он просто переносил меня на пять веков назад, в тот год, когда я бежал через Карпатские горы в Трансильванию. Такие сновидения посещали меня с раннего детства, но только полгода назад мне стало известно, откуда приходят эти воспоминания. Впереди ждал трудный день, перед которым стоило как следует выспаться, однако валяться в кровати не хотелось. В полутьме стрелки часов были почти не видны, но кажется, до звонка будильника оставалось не больше получаса. Я выскользнул из–под одеяла, на цыпочках прокрался мимо мирно сопевшего во сне Ромки, включил свет в ванной комнате. Струя горячей воды падала на белоснежную поверхность раковины, потихоньку вымывала затаившийся в руках холод, возвращая в реальный мир. Я жил в Москве, в начале двадцать первого века, а остальное оставалось только снами, обрывками воспоминаний человека, которого давным–давно не было в живых. Смотреться в зеркало – занятие для девчонок, но из–за невероятных событий, случившихся со мной полгода назад, я успел обзавестись этой дурной привычкой. Украдкой, когда поблизости не было свидетелей, я доставал книжку с репродукцией старинного портрета, долго смотрел сначала на него, потом на собственное отражение и вновь на портрет, пока не начинал чувствовать, как у меня медленно съезжает крыша. Вот и теперь, вместо того, чтобы спокойно чистить зубы я занялся созерцанием. Рука с зубной щеткой повисла в воздухе, а взгляд замер на отражавшемся в зеркальном стекле лице – у отражения были упрямо сворачивавшиеся в завитушки черные волосы, тонкий нос, большие зеленые глаза в обрамлении слишком длинных, просто девчоночьих ресниц. |
