– Теперь, Ворон, мы должны решить, – сказал Сигурд. – Хотим ли мы распугать здешних духов или же мы идем к ним с миром?

Я понял, что ярл говорит о резной голове змея Йормунганда, которую викинги оставляли на носу судна или убирали сообразно со своими намерениями. Мы могли позволить ей пожирать чужую землю злобным взглядом, но духи этой земли были нам незнакомы: если они могущественны, то скорее разозлятся, чем испугаются.

– По мне, так лучше ее убрать, – сказал я, движением головы указав на деревянное чудище. – Ведь мы еще не знаем этих мест.

Сигурд кивнул.

– Бьорн! Бьярни! Сегодня мы торговцы! – крикнул он.

Братья, ухмыльнувшись, поднялись с дорожных сундуков и, петляя, направились к носу, чтобы снять голову Йормунганда и спрятать ее в трюм. Там, в темноте, под покровом из шкур, чудищу предстояло терпеливо ждать своего часа, не смыкая красных глаз и прожорливых острозубых челюстей.

Я знал, что Сигурд принял бы решение убрать голову и без моего совета. Наш ярл был свирепым воином, но даже он не приблизился бы к неизведанному берегу, словно опьяневший от крови медведь. Он просто испытывал меня, убежденный в том, что предводитель воинов должен быть не только силен, как Тор, но и хитер, как Один. Ему самому равно хватало и силы и хитрости. Именно поэтому его люди пошли бы за ним даже на край океана.

И все же, идя к берегу с миром, мы должны были приготовиться к битве. Поднялась суматоха: люди хлопотали перед высадкой на сушу. Мы помогали друг другу надевать доспехи, а это не очень просто, если ты стоишь на палубе плывущего судна. Один викинг держал кольчугу, а его товарищ втискивался в нее. Одевшись при помощи Брама по прозванию Медведь, я, как всегда, с удивлением ощутил повисшую на мне тяжесть. Моя броня прежде принадлежала Глуму – одному из людей Сигурда. Глум, этот жадный кусок козлиного дерьма, предал ярла и был убит.

Я дважды возблагодарил валлийское оружие, лишившее его жизни: он заслужил смерть, а кроме того, его доспехи носил теперь я. Не каждый воин мог похвастаться кольчугой, но в стае Сигурда она была у всех, и это значило, что любой из его волков стоит четырех воинов в кожаном снаряжении, ведь хорошая броня отвращает железо. В те дни я был молод, и мне не терпелось доказать: я достоин носить эти доспехи, цена которым – целый кошелек, набитый монетами.

– Нам следует отыскать тихое место, чтобы стать на мертвый якорь, – сказал Сигурд кормчему.

Кнут продернул длинную жидкую бороду сквозь кулак и, кивнув, сказал:

– Где нибудь в укрытии, с хорошим обзором.

– Волку нужно логово, – согласился Сигурд, набрасывая на плечи длинный зеленый плащ и скалывая его у горла серебряной застежкой в виде волчьей головы.

Все последовали его примеру, надев накидки, чтобы кольчуги не были видны, – хотя бы издалека. Я тоже расправил коричневую ткань своего плаща, спрятав висевший на бедре меч. Он, как и броня, достался мне от Глума и был сработан на славу. На пятичастной головке рукояти красовались серебряные вставки и скрученная серебряная проволока. На крестовине мастер безукоризненно вывел восемь крошечных молотов Тора, по четыре с одной и с другой стороны. Каждый узор славил искусство кузнеца.

Должно быть, Глум заплатил за такой меч немало серебра или же завладел им в бою, убив вражеского предводителя. А может, просто украл его, хотя в это я не верил: Глум нарушил присягу и предал своего ярла, но все же когда то он был честным воином.