— И как, вечер прошел удачно? — Он улыбнулся дружелюбно, лишь слегка поддразнивая. Улыбка вышла скорее отеческая, хотя они с Фрэн наверняка были ровесниками.

— Для первого раза неплохо. Обустраивая новое место, он в самом деле постарался. Видели его дом? С новой пристройкой, сплошь стекло и дерево, и вид на побережье восхитительный. И по всему дому фотографии жены. В самом деле, даже не по себе становится. Я тут же подумала о Кэтрин: ей-то каково? Не возникает ли у нее мыслей, что она у отца на втором месте, что он был бы рад, если бы вместо матери умерла она? Но потом решила, что каждый справляется со своим горем как может. Да и мне ли судить?

Мы тут же сели за стол. Все было очень вкусно — не хуже, чем у других. Мы говорили о том о сем. Я поведала ему историю своего развода. Без драм, весело. Выучилась. Гордая. Ведь непросто признаться в том, что муж по уши влюбился в женщину, которая тебе в матери годится. Только и остается, что шутить. А вообще мы оба немного нервничали. Он выпил немало, да и я тоже.

Фрэн хорошо помнила тот вечер. Уже стемнело, но Юэн не задернул шторы, и получалось, будто они сидели на природе, за накрытым среди скальных камней столом. Комнату заливал мягкий свет свечей. Направленная на большую фотографию лампа освещала портрет умершей женщины, и Фрэн никак не могла отделаться от ощущения, что они ужинают втроем. Сервировка стола отличалась излишней помпезностью: солидные столовые приборы, бокалы с гравировкой, накрахмаленные салфетки, дорогое вино. И тут вдруг Юэн беззвучно заплакал — слезы покатились по щекам. Она не знала, как реагировать, и продолжала есть — в конце концов, еда великолепная, — думая, что сейчас он справится с собой. Но плач перешел в рыдания — давясь всхлипами, он вытирал сопли и слезы белоснежной салфеткой, — и неловкость момента только усугубилась.

Она не могла больше делать вид, будто ничего не происходит, — встала и, подойдя к нему, обняла, как обняла бы свою Кэсси, если бы та испугалась во сне.

— Понимаете, он никак не мог справиться, — сказала она Пересу. — Его раздавило горем, он не готов был к развлечениям. Вот и не выдержал. — Вспомнив о смерти Кэтрин, Фрэн вдруг осознала весь ужас трагедии. — Господи, а теперь еще и дочь!

«Для него это будет уж слишком, через край, — подумала она. — Ради кого теперь жить?»

— А дочь с отцом, они ладили? — спросил Перес. — Не было между ними споров, натянутости в отношениях? Наверняка ведь отцу непросто одному воспитывать дочь-подростка. Трудный возраст. В таком возрасте любой подросток бунтует. И достучаться до него невозможно.

— Вряд ли они ругались, — покачала головой Фрэн. — Даже представить трудно. Скорее всего, он настолько ушел в себя, что не слишком за ней приглядывал. Нет-нет, я не хочу сказать, что махнул рукой. Уверена, у них были теплые отношения. Но вряд ли он интересовался тем, сделала ли она уроки, во что одевается, когда ложится спать. Его на все это попросту не хватало.

— Кэтрин говорила с вами об отце?

— Никогда. Серьезных тем мы вообще не касались. Возможно, для нее я была слишком стара. Мне она всегда казалась замкнутой, но, думаю, вся молодежь такая. Подростки с людьми взрослыми не откровенничают.

— Когда вы видели Кэтрин в последний раз?

— В смысле, говорила? Накануне Нового года, днем. Позвонила ей на мобильный и оставила сообщение, что недели через две собираюсь на концерт и не посидит ли она с Кэсси. Кэтрин перезвонила и согласилась.

— Какой она вам в тот раз показалась?

— Какой? Да какой всегда.