* * *

– Ну конечно, мы же еще не все бутылки перевезли,– указал Фергюс трубкой на стеллажи, которыми была забрана целая стена погреба.

Погреб был выкрашен белым и освещен голыми лампочками; там и сям свисали провода и виднелись незамазанные отверстия в стенах и потолке – для этих проводов и для водопроводных труб. Поблескивал винный стеллаж из дерева и металла, посверкивали уже разложенные на нем две сотни бутылок.

– Тебе тут еще вкалывать и вкалывать,—ухмыльнулся Кеннет,– пока все полки не набьешь.

– Гм… Мы вообще-то хотим на следующее лето прокатиться по виноградникам.– Эрвилл почесал черенком трубки толстый подбородок.– Бордо, Луара и так далее. Может, и вы с Мэри захотите нам компанию составить, гм…

Фергюс моргал. Кеннет кивнул:

– А что, почему бы и нет? Это, правда, будет зависеть от отпусков и всякого такого. Ну, и от детей, конечно…

Фергюс нахмурился, снимая табачную крошку с джемпера фирмы «Прингл»:

– Мы вообще-то не собирались брать детей.

– А? Ну да, разумеется,– сказал Кеннет, и они пошли к двери.

Фергюс включал и выключал свет в различных погребах, и они поднимались по каменным ступеням к подсобке и кухне.

Это же тот самый погреб, думал Кеннет, следуя за обутым в шлепанцы Фергюсом по лестнице. Здесь я прятался с Эммой Эрвилл, целовался с ней. В этом самом погребе. Никаких сомнений, это он. И в это окно я смотрел когда-то. Там я тоже прятался, и было это уже почти тридцать лет назад. Точно!

И тут на него легла жуткая тяжесть времени и потери, и в сердце проснулась слабая обида – на Эрвиллов вообще и на Фергюса в частности, потому что они, о том даже не подозревая, украли у Кеннета частицу его памяти.

Что ж, по крайней мере, обида позволяет ему узнать цену ностальгии.

– Ферг, это не посудомойка, это, зараза, настоящая китайская головоломка.– Фиона, сидевшая возле упомянутой машины, поднялась на ноги.

И увидела брата, и широко улыбнулась, и подошла, и обняла:

– Приветик, Кен. Ты к нам на экскурсию?

– Да, впечатляет.– Кеннет поцеловал сестру в щеку.

Сколько ей было, когда он приходил сюда с Фергюсом и остальными? Года два, прикинул он. Слишком мала, чтобы ехать в такую даль на велосипеде. А ему, наверное, было лет восемь или девять. А где тогда был Хеймиш? Дома, наверное. Болел. Он вечно простужался.

Фиона Эрвилл, урожденная Макхоун, носила старенькие расклешенные джинсы «левис» и широкую зеленую блузку. Полы блузки были завязаны узлом поверх белой футболки. Волосы цвета меди Фиона собрала в пучок на затылке.

– Как дела?

– Все отлично,– кивнул Кеннет, обнимая ее за талию.

Так они подошли к посудомойке, подле которой сидел на корточках, уткнувшись в инструкцию, Фергюс. Дверка посудомойки была опушена на петлях, как подъемный мост замка.

– И правда, сплошь китайская грамота.– Фергюс почесал черенком трубки висок.

Кеннет, глядя сверху вниз на Фергюса, почувствовал, как его губы расползаются в улыбке. Фергюс выглядел преждевременно состарившимся: «прингловский» джемпер, войлочные шлепки, трубка. Разумеется, Кеннет не забыл, что и сам курил трубку, но это было совсем другое дело.