Но взбешен и Троцкий.

– Я сказал свое, как знаете. Время партизанщины отжило, если мы будем дальше становиться на эту рельсу, то с нее сойдет поезд революции. А что касается побега Носовича, то уверены ль вы, что он не оттого бежал к белым, что вы вместо работы посадили его в чеку? У Сытина он не бегал. Вы знаете, сколько у нас в армии военспецов? 30 000! Что ж, вы хотите всех их заменить партизанами?

– Я знаю, сколько со мной батрацких рук в Донбассе продиралось сквозь осиное гнездо кулацко казацких армий! Я знаю, сколько величайшего геройства проявили эти простые и необученные военным премудростям бойцы и командиры! И знаю еще то, что под командой ваших царских генералов и полковников они в бой не пойдут!

– А это мы посмотрим…

Эти люди разны во всем. В культуре, в уме, в мышленьи, в темпераменте, в наружности. Типичный еврей с острым, чуть жестоким лицом и восточной шевелюрой черных, вьющихся волос над большим и широким лбом и типичный русский широконосый, скуластый рабочий с разведенным по русски подбородком и упрямыми, как гвозди, глазами. Разговор был резкий. Но Троцкий не отправил Ворошилова под конвоем в Москву. И Ворошилов Троцкому не подчинился.

Ночью, ложась на диван в третьем этаже горчичного дома, Троцкий говорил секретарю: «Вижу, вижу, что Сталин тут тщательно подобрал всех людей с отдавленными мозолями». – Троцкий усмехался, обдумывая, кого снять, кого переместить, кого кем заменить в Царицыне.

Но в Москве Сталин уже вывернулся из под Троцкого. Наутро, проведшему бессонную ночь, предреввоенсовету подали верховную телеграмму Ленина: «Сегодня приехал Сталин, привез известия о трех крупных победах наших войск под Царицыным („Победы, – усмехнулся Троцкий, – какая ложь! Это ж чистый блеф!“) – Сталин убедил Ворошилова и Минина, которых считает очень ценными и незаменимыми работниками, не уходить и оказать полное подчинение приказам центра. Единственная причина их недовольства, по его словам, крайнее опоздание и неприсылка снарядов и патронов, отчего также гибнет двухсоттысячная и прекрасно настроенная кавказская армия…» – Троцкий уже понял, что Сталин обошел «хозяина».

«Сообщая вам, Лев Давыдович, обо всех этих заявлениях Сталина, – читал дальше, – я прошу вас обдумать их и ответить, во первых, согласны ли вы объясниться лично с Сталиным, для чего он согласен приехать, а во вторых, считаете ли вы возможным на известных конкретных условиях устранить прежние трения и наладить совместную работу, чего так желает Сталин. Что же касается меня, то я полагаю, что необходимо приложить все усилия для налажения совместной работы со Сталиным. Ленин».

Троцкий ухмыльнулся. Знал, что Сталин лучше понимает «разинские струны» Ильича и лучше умеет обойти верховного. Ведь недаром же Ильич сам посылал Троцкому записочки на заседаниях: «А не прогнать ли нам всех военспецов поголовно?»

И уж не встречаясь с вспылившим командармом, Троцкий телеграфировал в Кремль: «Согласен встретиться со Сталиным. Оставлять дольше Ворошилова после того, как все попытки компромисса им сведены на нет, невозможно. Нужно выслать в Царицын новый реввоенсовет с новым командиром, отпустив Ворошилова на Украину. Троцкий».

Ворошилов наутро писарским почерком самоучки, зло сведя над переносьем брови и сыпя отборную ругань, писал прощальный приказ по армии с призывом «также упрямо и беспощадно бить врага до полного его уничтоженья».

Сумрачный, грохая по третьему этажу подкованными смазными сапогами, прошелся по комнатам. И войдя в штаб, бросил машинистке приказ переписать. Ворошилов выехал из Царицына разбитый, с глубоко запавшей в душу местью сосчитаться с «полуленинцем».

С ближайшим окруженьем и Екатериной Давыдовной ехал в Москву, где представителя их царицынской армии матроса Живодера уже ликвидировал Троцкий.