Под Замостьем шестая дивизия скопилась в лесу у деревни, ожидая сигнала к атаке. Но начдив 6, поджидая вторую бригаду, не давал сигнала. Тогда к начдиву подъехал Ворошилов. Он толкнул его мордой лошади в грудь и сказал:

– Волыним, начдив шесть, волыним.

– Вторая бригада, – ответил начдив глухо, – согласно вашего приказания идет на рысях к месту происшествия.

– Волыним, начдив шесть, волыним, – Ворошилов рванул на себе ремни. Начдив отступил от него на шаг.

– Во имя совести, – закричал он и стал ломать сырые пальцы, – во имя совести, не торопить меня, товарищ Ворошилов.

– Не торопить, – прошептал Клим Ворошилов и закрыл глаза. Он сидел на лошади, глаза его были прикрыты, он молчал и шевелил губами. Казак в лаптях и в котелке смотрел на него с недоуменьем. Штаб армии, рослые генштабисты, делали гимнастику за его спиной и посмеивались. Скачущие эскадроны шумели в лесу, как шумит ветер, и ломали ветви. Ворошилов расчесывал маузером гриву лошади.

– Командарм, – закричал он, оборачиваясь к Буденному, – скажи войскам напутственное слово! Вот он стоит на холме поляк… Поляки в самом деле были видны в бинокль. Штаб армии вскочил на коней, и казаки стали стекаться к нему со всех сторон.

– Ребята, – сказал Буденный, – у нас плохая положения, веселей надо, ребята…

– Даешь Варшаву! – закричал Ворошилов, поднял коня на дыбы и влетел в середину эскадронов.

– Бойцы и командиры! – закричал он со страстью. – В Москве, в древней столице, борется небывалая власть! Рабоче крестьянское правительство, первое в мире, приказывает вам, бойцы и командиры, атаковать неприятеля и привезти победу!

– Сабли к бою… – отдаленно запел начдив 6 за спипой командарма. Красный казакин начдива был оборван, мясистое, омерзительное лицо искажено. Клинком неоценимой сабли он отдал честь Ворошилову.

– Согласно долгу революционной присяги, – сказал начдив шесть, хрипя и озираясь, – докладываю реввоенсовету первой конной, вторая непобедимая кавбригада на рысях подходит к месту происшествия.

– Делай, – ответил Ворошилов и махнул рукой. Он тронул повод, Буденный поехал рядом с ним, они ехали на длинных кобылах в одинаковых кителях и в сияющих штанах, расшитых серебром.

Но уж генерал Вейган разгадал, в чем секрет русской силы. Жестоким пораженьем ударили поляки на Буденного под Замостьем. Дрогнули буденовцы и, не прорвавшись в Европу, еле еле вырываясь из польского мешка, отступая, через Грубешов – Луцк – Ровно – Новоград Волынск – понеслись карьером отчаянья и пораженья. Отброшена от «бастиона Европы» скифская конница. Захлестывая паникой отступленья местечки, деревни, города, буденовцы неслись назад на Россию.

В реввоенсовет Ворошилову поступают донесенья за донесеньями, но уж не о победах, а о погромах, убийствах и пьяных грабежах. Вместо разгрома Польши и Европы полетел пух еврейских перин, перерезанные горла старух, разломанные шкафы, разорванные кошельки, пропоротые животы, разбитые квартиры. Ворошилов темнел.

– Лучше смерть, чем такой позор! – кричал в Луцке на собрании командиров. Одного из командиров полков арестовал, но взбунтовался весь полк.

– Ни за что арестован! Старый командир! Кровь проливал! За жидов и коммунистов хватают нашего брата! Не пойдем без него! Освободить!

Бунт полка разорвал автомобильный гудок. На площадь вомчался автомобиль. Команда – «Смирно!» Из машины выпрыгнул Ворошилов, за ним сумрачный Буденный, не любивший выступать в роли усмирителя, но приехавший по требованью Ворошилова.