— Я знаю, доктор Маккснзи, — ответила девушка. — Оно занято мной.
Его прошиб пот.
— Кофе, милая? — спросила появившаяся официантка.
— Да, чёрный, — коротко сказала она, не глядя в её сторону.
Маккензи присмотрелся к молодой женщине повнимательнее. Ей можно было дать около тридцати — во всяком случае, она находилась в том возрасте, когда не нуждаются в его профессиональных услугах. Судя по произношению — несомненно, коренная жительница Нью-Йорка, хотя чёрные волосы, такого же цвета глаза и оливковая кожа вполне могли свидетельствовать о том, что её семья эмигрировала из Южной Европы. Стройная, почти хрупкая, в платье в стиле Лауры Эшли с неброским рисунком спокойных тонов, которое можно купить в тысяче магазинов по всей стране и которое делало её неприметной в любой толпе. Она не притронулась к чашке с кофе, поставленной перед ней.
Маккензи решил броситься в атаку:
— Я хочу знать, что с Салли.
— С ней все прекрасно, просто прекрасно, — спокойно сказала женщина. Она наклонилась, и её рука в перчатке извлекла из сумки листок бумаги, который перекочевал к нему. Доктор развернул его и увидел никому не адресованное послание:
Дорогой папа.
Со мной обращаются хорошо, и, пожалуйста, соглашайся на все, что они хотят.
С любовью, Сал.
Это, несомненно, была её рука, но она никогда бы не подписалась именем «Сал». Загадочное послание только усилило его беспокойство.
Женщина дотянулась и выхватила у него письмо.
— Вы, ублюдки. Вам это не пройдёт, — сказал он, уставившись на неё.
— Успокойтесь, доктор Маккензи. Никакие угрозы и болтовня не повлияют на нас. Мы не в первый раз проводим такого рода операцию. Так что если рассчитываете увидеть свою дочь…
— Чего вы хотите от меня?
Официантка принесла им ещё кофе, но, увидев нетронутые чашки, сказала:
— Кофе остывает, люди, — и удалилась.
— У меня всего около двухсот тысяч долларов на счёту. Вы, должно быть, ошиблись.
— Нам не нужны ваши деньги, доктор Маккензи.
— Тогда что же? Я сделаю все, чтобы вернуть свою дочь.
— Компания, которую я представляю, занимается поиском мастеров своего дела, и именно ваше профессиональное мастерство понадобилось одному из наших клиентов.
— Но вы могли бы позвонить и записаться на приём, как все люди, — недоверчиво сказал он.
— Боюсь, что на такие приёмы не записывают. К тому же у нас плохо со временем, а Салли поможет нам оказаться в начале очереди.
— Я не понимаю.
— Для этого я здесь, — сказала женщина.
Через двадцать минут, когда кофе окончательно остыл, Маккензи понял все, что от него хотели. Он некоторое время молчал, затем проговорил:
— Я не уверен, что смогу сделать это. Начнём с того, что это нарушение профессиональной этики. И потом, представляете ли вы, как мне будет трудно…
Женщина наклонилась и достала из сумки ещё что-то. Через стол к нему покатилась маленькая золотая серёжка.
— Может, от этого вам будет немного легче. — Маккензи взял в руки серёжку дочери. — Завтра получите вторую, — продолжала женщина. — В пятницу — первое ухо. В субботу — второе. Если вас будет продолжать беспокоить ваша профессиональная этика, доктор Маккензи, то к этому времени на следующей неделе от вашей дочери почти ничего не останется.
— Вы не посмеете…
— Спросите Джона Пола Гетти Третьего, посмеем ли мы.
Маккензи вскочил из-за стола и подался вперёд. |