Срабатывало — я слышала. Да, за то, чтобы убедиться, что он все еще есть, что он все еще зовет меня, я нередко расплачивалась переломанными костями, гематомами и сотрясениями мозга. Это не имело значения — боли я почти не чувствовала, а раны затягивались в кратчайшие сроки.

Я слушала, я разбирала его голос, учила русский язык и при первой же возможности летела туда, откуда приходил последний зов.

Найти его. Ничего больше меня не волновало.

Не волновало, что врачи разводили руками и с виноватым видом сообщали: "Мы не знаем причину. С вами все в полном порядке… Э-э… не считая того, что вы не стареете. Сколько вам? Сорок? А организм двадцатилетний. И ваши регенерирующие способности просто феноменальны… Но это же хорошо?.."

Не волновало, что пять лет назад мать умерла от рака, и год спустя скончался от инфаркта отец.

Не волновало, что Лиам, не выдержав моих, как он выражался, "безумств", давно ушел от меня: его присутствие все равно не вызывало во мне никаких желаний и не спасало от одиночества — одиночества существа, разительно отличающегося от всех остальных.

Главной и единственной целью было отыскать Костю. Мне казалось, что, найдя его, я найду себя. Ту самую, которую я потеряла на долгом пути моей странной жизни.

Жизни ли?

Я не гадала, как он выглядит, как говорит и как двигается, о чем думает и как смеется, что скажет в момент нашей встречи и что будет потом. Все те вещи, которые когда-то казались мне такими важными при выборе мужчины, перестали иметь значение. Они имеют значение только тогда, когда женщина не знает наверняка, что этот мужчина — тот самый. Единственный.

А я знала.

Только после долгих лет упорных поисков я его так и не нашла…

И в какой-то момент поняла, что в опустевшей палитре моих эмоций, оказывается, еще остались краски отчаяния. Слишком людны города. Слишком бескрайние земли. Мне не найти его.

Я была почти готова сдаться. От этого меня оберегло очередное несчастье. Страшная трагедия, унесшая жизни полутора сотен людей подарила мне еще один шанс. Полтора месяца назад, горя заживо в поезде-финикулере австрийского горнолыжного курорта Капрун, я расслышала те слова, которые положили мне на язык твердый леденец "hope", тягучую карамель "надежда":

— Санкт-Петербург. Пулково… Пулково…

7. 2000. Костя

Я искал её десять лет. Десять. Три тысячи шестьсот пятьдесят два дня с тех пор, как узнал её имя. И каждый из этих дней я просыпался и говорил себе: "Сегодня я её найду". И каждый раз проваливался в сон, изо всех сил заставляя себя верить, что найду завтра.

Я искал её по всему миру. Напарываясь на ножи и финки, задыхаясь под водой от удушья, срываясь на ходу с поездов и на скаку с лошадей, я лихорадочно ловил даже не слова, а едва уловимые обрывки слов на чужом языке. Я зубрил этот язык, вгрызаясь в разговорники и словари, "через не могу" заучивая наизусть инфинитивы, герундии и неправильные глаголы. В отчаянии я цеплялся за любой намёк, за самые авантюрные догадки. Я слышал "Кигали" и уже на следующий день прорывался из Бурунди в Руанду. "Кандагар", и я летел из Еревана в Ташкент, чтобы метнуться ночью через афганскую границу. Я объездил Африку, исколесил Ближний Восток, облазил Среднюю Азию и Закавказье. Я рвался туда, где стреляли, резали и бомбили города. Я не нашёл её, не сумел.

Мораль, условности, правила поведения перестали существовать для меня. Я обчистил ювелирный в Иерусалиме, ограбил обменный пункт в Йоханнесбурге, взял на прицел и заставил расстаться с товаром наркодилера в Джакарте…

В конце 1999-го я вернулся в Россию.