|
Кардиналы Лурдзамийский и Великий Инквизитор отставали от Папы буквально на шаг, а отец Фаррелл и монсеньор Одди держали дистанцию в два шага за ними. Папские сады – лабиринт цветущих шпалер, нежно струящихся фонтанов, аккуратных живых изгородей и деревьев с трехсот миров Священной Империи, каменные дорожки и причудливый цветущий кустарник. Надо всем этим – силовой купол класса «десять». Прозрачный изнутри и непрозрачный для внешних наблюдателей, он обеспечивал и конфиденциальность, и защиту. Небо Пасема в это утро было сияющим и безоблачно синим.
– Кто-нибудь из вас помнит, – начал Его Святейшество под шелест сутан по каменным плитам дорожки, – когда небо здесь было желтым? Кардинал Лурдзамийский издал нечто вроде урчания – у него это означало смешок. – О да, – сказал он, – я помню. Небо было отвратно желтое, в воздухе было все, что угодно, но только не то, чем дышат, жуткий холод и нескончаемый дождь. Да, тогда Пасем считался отверженным миром. Потому-то старая Гегемония вообще позволила Церкви обосноваться здесь. Папа Урбан Шестнадцатый едва заметно улыбнулся и указал на синее небо и теплое ласковое солнце: – Итак, мы видим определенные улучшения за время нашего служения, так ведь, Симон Августино? Оба кардинала тихонько рассмеялись. Они быстро обошли крышу, и Его Святейшество выбрал другой маршрут через центр сада. Переступая по узкой дорожке с плиты на плиту, кардиналы и их помощники гуськом следовали за белой сутаной понтифика. Вдруг Его Святейшество остановился перед тихо журчащим фонтаном и обернулся. – Вы слышали, – сказал он, и вся шутливость куда-то исчезла, – эскадра адмирала Алдикакти переведена за Великую Стену? Кардиналы кивнули. – Это первое, но далеко не последнее вторжение, – пояснил святой отец. – Мы не надеемся… не предсказываем… мы знаем. Глава Священной Канцелярии, госсекретарь и их помощники ждали продолжения. Папа посмотрел на каждого по очереди. – Сегодня, друзья мои, мы намерены посетить Кастель-Гандольфо… – Великий Инквизитор поймал себя на том, что его так и тянет – зачем? – посмотреть наверх. Папский астероид все равно не увидишь в дневное время. Он знал, что королевское «мы» понтифика вовсе не есть приглашение – ни для кардинала Лурдзамийского, ни для него. –…где несколько дней проведем в медитации, молитве и размышлениях над нашей следующей энцикликой, – продолжал Папа. – Она будет называться «Redemptor Hominus» и станет самым наиважнейшим документом нашего пастырского служения Святой Матери Церкви. Великий Инквизитор склонил голову. «Искупитель человечества», – подумал он. Это может быть что угодно. Когда кардинал Мустафа поднял взгляд. Папа улыбался, будто прочел его мысли. – Это будет о нашем святом долге, Доменико, – сохранить человечность человека. Это должно продолжить, прояснить и расширить то, что получило известность как энциклика Крестового похода. Должно определить волю Господа нашего – нет, заповедь… род человеческий должен пребывать в обличье человеческом и не оскверняться преднамеренными мутациями и уродствами. – Окончательное решение проблемы Бродяг, – пробормотал кардинал Лурдзамийский. Его Святейшество нетерпеливо кивнул: – Да, но не только. «Redemptor Hominus» объяснит роль Церкви в определении будущего. Дорогие друзья, в некотором смысле будет намечен план на следующее тысячелетие. «Матерь Божия!» – подумал Великий Инквизитор. – Священная Империя – полезное орудие, – продолжал святой отец, – но в предстоящие дни, месяцы и годы мы заложим фундамент для более действенного проявления роли Церкви в повседневной жизни всех христиан. |
