«Еще», — думает оно, когда кровь увлажняет горло.

Еще.

Нестерпимое желание пронзает существо, оно облизывает губы и вновь подставляет рот, постанывая от голода, от острого вожделения. Ждет, пока сорвется вниз следующая капля.

Еще.

Тем временем наверху полицейские безуспешно пытались раскрыть тайну гибели Джесси Шейна.

Человека, чья необъяснимая смерть, как это ни странно, продлит его жизнь на много лет.

Глава 2 Верхний мир

Одиннадцать лет спустя

Доун Мэдисон вернулась в Лос-Анджелес на пятый день после исчезновения отца.

Да-да. Фрэнк Мэдисон, сорока семи лет от роду, обаятельный великан с плечами полузащитника и кулаками, способными раскроить любой череп, когда того требовала его работа охранником, просто взял и исчез. И что же осталось? Лицо на выцветающем плакате «Разыскивается». Нет, на обороте молочных пакетов, где печатают объявления о пропавших без вести. Хотя тогда уж скорее на пузырьке слабительного, ну или что там принимают старики. Потому что в заветной стране грез после тридцати дорога одна — в дом престарелых. Печально, но факт.

Не то чтобы Доун особенно за него волновалась. Пока еще нет. Старик имел привычку уходить временами в подполье: оседлывал свой «Харлей» и отправлялся на калифорнийское побережье, останавливаясь у каждой придорожной пивной — расслабиться в блистательном обществе местных выпивох. Или же уезжал в загадочные рыболовные экспедиции куда-нибудь к мексиканской границе, и спустя неделю выныривал с уловом свежих небылиц о русалках и прочих чудесах. Хотя после употребления текилы в количествах, способных обезвредить целый полк, привидеться может и не такое.

Впрочем, на этот раз Доун сообщили о пропаже по телефону, и раз уж кто-то решил, что очередной фокус мистера Гудини стоит звонка, придется, черт побери, разбираться. Желательно побыстрее. Куда именно он рванул в этом месяце — дело десятое.

На утонувший в смоге город опускались сумерки, когда Доун наконец подъехала к последнему месту работы отца — какому-то детективному агентству. Заглушила мотор потрепанной «Короллы» и несколько минут сидела не двигаясь. Вылезать не хотелось.

А что, если ей сообщат что-нибудь ужасное? А вдруг?…

Откуда-то всплыли смутные воспоминания о матери, нашептывая мысли о смерти, о том, что ничто не вечно, и не важно, сколько одиноких ночей пролежишь без сна, воображая, будто в силах хоть что-то исправить. Увы…

Доун прогнала печальные думы, которые преследовали ее уже не первый год. Матери она не помнила совсем — лишь прекрасные образы и болезненные сравнения. Почему же пустота ощущается так остро, словно несчастье случилось всего секунду назад?

Встряхнувшись, Доун вышла и захлопнула дверцу машины. Эва Клермонт тут ни при чем. Ничего с Фрэнком не станется. И незачем психовать. Скорее всего, она отправится домой полночным рейсом, ругая Фрэнка последними словами, а тот наверняка уже придумает себе новую эскападу.

«Так что кончай дергаться из-за пустяков», — подумала она, шагая к детективному агентству — зданию в испанском колониальном стиле с сомнительного вида вывеской у крыльца: «Лимпет и партнеры». Все здесь говорило о былом великолепии: кованые решетки на больших полукруглых окнах с портьерами, крыша из красной черепицы, согретая ласковым взглядом неба, куски бежевой штукатурки, кое-где еще сохранившиеся на облезлом фасаде. Общее впечатление кукольного домика нарушала одна-единственная деталь — черный готический крест над входом.

Шикарно. Просто средневековье какое-то. Добро пожаловать в Лос-Анджелес.

Доун поднялась на крыльцо, и в глаза ей ударил ослепительный свет. А это еще что? В тюрьму я, что ли, попала?

Она позвонила, помахала рукой перед носом в надежде избавиться от липкой июльской жары.