—  Отойдите, — раздался за ее спиной спокой­ный голос Бурого. — Дайте-ка взглянуть. — На­клонившись, он аккуратно отодвинул в сторону Березовика и осмотрел Остролистую. — Так и есть, язык примерз, — сказал он, и Остролистая поняла, что старший воин едва удерживается от смеха. — Думаю, придется обломать лед вокруг твоего языка. Только тебе придется нести льдин­ку на языке, пока она не растает.

—  Чудесная мысль! — прыснула Орешница. — Ты только что открыл новый способ приносить воду старейшинам!

Ощетинившись от злости, Остролистая снова попыталась оторвать язык, но лишь заскулила от боли.

—  Ой, бойно, бойно! Хделайте зе хто-ни– будь!

Она представила, как лежит на земле с высуну­тым языком и невольно прыснула со смеху.

«Звездное племя, до чего же потешно, я навер­ное, выгляжу!»

—  Остролистая! — бросился к ней Ежевика. Смех плясал в его янтарных глазах, но голос был ласков, и он участливо дотронулся носом до ее уха. — Дыши изо всех сил. Лед совсем тонкий, ты растопишь его своим дыханием.

Улегшись рядом с ней, Ежевика набрал поболь­ше воздуха и выдохнул на кусочек льда, к которо­му примерзла Остролистая. Неожиданное тепло разлилось по телу Остролистой.

«Как все-таки хорошо, когда кто-то о тебе за­ботится!»

Но это слабое тепло тут же сменилось холодом, когда Ежевика добавил:

—  Ты вылитая мать! Она тоже вечно всюду за­стревала и попадала в дурацкие положения.

«Никакая она мне не мать!»

Остролистая шумно выдохнула, а потом снова пошевелила языком и со стоном облегчения отле­пила его ото льда. На замерзшей луже появилась крошечная лунка, продышанная горячим дыхани­ем Ежевики. Но Остролистая не собиралась благо­дарить глашатая за помощь. Он ей не отец — и во­обще никто!

—  Вот и хорошо, — буркнула она, вставая. — Все в порядке. Давайте…

Низкое рычание, раздавшееся за ее спиной, не позволило ей договорить. Все обернулись.

На другой стороне Гремящей тропы, в нескольких лисьих прыжках от них, стояла целая стая собак. Их было пятеро, все разного роста и размера — от маленькой бурой жесткошерстной собачонки до огромной черной с рыжими подпалинами псины. Но в глазах всех пятерых горела одна и та же свирепая ненависть.

—  О, нет… — услышала Остролистая сдавлен­ный вскрик Орешницы.

— Назад, — спокойно и твердо скомандовал Ежевика. — Ни в коем случае не бегите и не пово­рачивайтесь к ним спиной.

От страха у Остролистой лапы примерзли к земле, причем гораздо крепче, чем язык ко льду лужи. Она просто не могла пошевелиться. Слиш­ком живо она представляла, как огромные собачьи клыки вонзятся в ее шкуру, как кровь хлынет из раны и…

Она пошатнулась от резкого тычка Львино­света.

—  Шевелись! — зло прошипел брат.

Внезапно она почувствовала, что снова может двигаться. Все инстинкты приказывали ей повер­нуться и бежать, но она заставила себя медленно, шажок за шажком, двинуться прочь от стаи собак.

Черный с рыжими подпалинами пес разинул огромную пасть, демонстрируя два ряда острых желтых клыков. Угрожающее рычание исторглось из его глотки.

«Осталось совсем немного. Только бы пройти территорию Двуногих, а там мы заберемся на де­ревья».

И тут шерсть у нее встала дыбом, потому что сзади послышалось новое рычание. Обернув­шись через плечо, Остролистая увидела еще двух собак, преградивших им путь к бегству. Эти двое выглядели еще страшнее первых пяте­рых, пасти у них были разинуты, с клыков ка­пала слюна.

—  Ну вот и все, — прошептал Березовик.