Только концовка подкачала: пошловата, ты не находишь? И чувствуется натужность, точно рафинированная Аделаида, в девичестве Маруся, измученная недельным запором, писала это письмо, сидя в сортире. Видно, не легко дались бедняжке сии блистательные строки, которые растрогали меня до слез…"

Карл достал платок и приложил его к глазам.

"Послушай, а что если принять ее совет как сигнал к действию и прошвырнуться, а лучше, распугивая прохожих, пронестись как метеор как-нибудь вечерком по местному Бродвею в униформе ливрейного слуги?

Только надо разжиться каким-нибудь экзотическим головным убором. Как ты думаешь, соломенная шляпа подойдет? Впрочем, что это я?.. Соломенная шляпа отдает водевилем, а водевиль — это всегда пошлость, то есть второй сорт. А тут требуется что-то первоклассное, экстраординарное, возвышенно-экстравагантное. Вроде венка из листьев мирта. Или шлема конунга.

Да-да, шлем — это то, что надо! И непременно с рогами! Ах, какое это будет захватывающее зрелище! Столь блистательная идея может прийти в голову только сюрреалистически мыслящему композитору!

А шлем можно приобрести в лавчонке на площади, кажется, я там видел такие. Или выкрасть из местного музея. Ты не знаешь, у австрийцев есть музеи? Не знаешь?

Ах, как жаль, что я не смогу посмотреть на себя со стороны! Послушай, а что если мы тебя обрядим во все это великолепие? Прекрасная мысль! Как она раньше не пришла мне в голову! Я великодушно уступаю тебе пальму первенства. Ступай же, о славный рыцарь сцены, к невиданному триумфу! Благодарная публика ждет тебя!

Пронесешься очертя голову в рогатом шлеме конунга по аллеям вечернего Сан-Канциана и угодишь в лапы полицейских. Неужели тебя это не прельщает? Странно… Если не хочешь, черт с тобой, это сделаю я.

Промчусь как угорелый и замру перед кафешантаном, где тут же закажу столик на четыре персоны: для нас с тобой и пары альпийских пастушек в платьях с умопомрачительным вырезом, — ах, что может быть лучше!

Но сначала выход! О, выход — это очень важно! Выход должен быть красочным, нарочито медленным, торжественным, почти царственным! И золотой шлем, повторяю, должен быть оснащен рогами, ибо без рогов все задуманное действие будет отдавать фальшью.

С рогами же — это будет и устрашающе, и символично, и… — Карл пожевал губами, — и сразу же прославит меня в федеральных землях Каринтии. Ведь мы находимся в Каринтии? Облачусь во все это и сорву, по образному выражению обольстительной Адель, долгожданные и заслуженные аплодисменты!

Будет, правда, жарковато, костюмчик-то из чистой шерсти, но ради рукоплесканий я готов пойти на жертву. Однако, похоже, — в его голосе зазвучали игривые нотки, — похоже, она меня, и в самом деле, любит… Адель, Адель, будь я моложе и глупей, как пить, женился бы на ней.

Слышишь, как меня проняло: я заговорил стихами! Дурочка, бедная покинутая девочка, писала письмо, напрягала узенький лобик, выводила буковки, спрыскивала письмо духами для верности…"

Подарок пришелся весьма кстати. Носиться по аллеям Сан-Канциана в ливрее Карл не отважился, но отдельные детали костюма использовал. В частности, отпорол от него золотую ленту и превратил ее в удобную и изящную закладку для книг.

…На следующий день Карл, обряженный в наполовину распоротую ливрею, вломился ко мне в номер и с порога заявил, что во сне сделал судьбоносное научное открытие, которое поставит всю современную науку с ног на голову.

"Ах, знал бы ты, в каком приподнятом настроении я проснулся! Это было просто чудо! Как у Менделеева.