Получилось слишком пафосно, но я не жалел. Мне вообще было непонятно, почему эти люди настолько пассивны в сложившихся условиях.

Ко мне подошёл Николай.

— Что нужно делать? — спросил он.

— Иди к отцу, — сказал я. — Его снова нужно привести в чувство.

Из комнаты для занятий вышел дядя Слава.

— Как она? — спросил я у него.

— Нормально. Ты — молодец, что сообразил с документами. Кондратий сразу стал делать всё, что нужно. И Ван Ли тоже хорош: облегчил отравление, как мог. Карина уже разговаривает, так что благоприятный прогноз такой: она завтра встанет.

— Ого! — сказал я. — Здорово. А что хоть случилось, она сказала?

— Говорит, эта дура потащила её сразу после тренировки на свой долбанный этикет и заставила там мидии разделывать и есть. А Карина слыхом про них не слыхивала, так как вообще мидии не любит. Съела она несколько штук и плохо себя почувствовала, вот тебе и весь этикет.

— Она сестру мидиями, что ли, отравила? — удивился я, так как был совсем не почерк фон Боде.

— Не самими, понимаешь, — ответил на это дядя Слава. — Она в них что-то вложила. Впрочем, сейчас мы обо всём узнаем. Отец её допрашивать собрался.

Уже через десять минут, убедившись, что жизни сестры ничего не угрожает, мы собрались в небольшой комнате, у прозрачного лишь с одной стороны стекла. В допросной за ним сидела пристёгнутая к стулу баронесса, за которой стояло двое безопасников, а напротив неё восседал дед.

— Зачем ты хотела убить Карину Державину? — почти бесстрастным тоном, заставляющим завидовать его выдержке, спрашивал дед. — Кто тебе это приказал?

Матильда фон Боде молчала, лишь изредка качая головой.

— Кто приказал тебе отравить мою внучку? — перефразировал Державин-старший свой вопрос.

Баронесса повернулась к нам, словно могла видеть сквозь зеркало, которым казалось это стекло в допросной и завыла:

— Саша! Сашенька! Они хотят убить меня! Сашенька, спаси меня!

Короткий, но хлёсткий удар ладонью по щеке заставил её замолчать.

— Его там нет, — спокойно ответил дед. — Его сейчас лечат от зависимости к тебе.

— Любовь нельзя вылечить! — высокопарно заявила баронесса.

— Любовь — нет, — согласился Игорь Всеволодович. — А всякие штучки менталистов — вполне.

Она посмотрела на него так, словно желала взглядом растереть в порошок.

— А, если вы всё знаете, зачем меня-то пытать?

— Нам нужно подтверждение, — ответил дед, нагибаясь над столом и нависая над Матильдой. — Твоё подтверждение.

— Вы понимаете, что если я хоть слово скажу, то тут же и умру? — состроив несчастную физиономию, проговорила она.

Но, видимо, баронесса понимала, что никому из присутствующих её не жалко.

— Если ты ни слова не скажешь, то умрёшь куда вернее.

Державин-старший лишь слегка повёл глазами, и фон Боде тут же широко раскрыла глаза. А следом за ними и рот. Она пыталась вдохнуть, но возле её рта больше не было воздуха, пригодного для дыхания.