— Жизнь все еще окончательно не рассталась с ними, а смерть их так и не приняла, — окрестил их своим нагрудным распятием Отшельник.

— Вы правы, — согласился Устке, вежливо склоняя плешивую голову, «облагороженную» двумя большими родимыми пятнами на темени и затылке. — Они так и зависли где-то посредине между тем и этим мирами. Вряд ли Природе ведом более откровенный пример беспардонного вмешательства человека в дела и заповеди Творца.

— А как прикажете относиться к самому банальному убийству? — спросил Отшельник, медленно переходя от гроба к гробу, словно прощался с теми, кого уже через несколько минут должны были предать земле.

Устке замялся, но Штубер, этот «великий психолог войны», уже заинтересовался их рассуждениями, поэтому нетерпеливо подстегнул начальника зомби-морга:

— Высказывайтесь, главный зомби-палач «Регенвурмлагеря», высказывайтесь. Вы же знаете, что обычно я внемлю каждому слову, молвленному моими подчиненными в этом заупокойном храме.

— Простите, гауптштурмфюрер, но позволю себе напомнить, что перед вами врач.

— Даже так? Вы все еще продолжаете считать себя медиком?! — с вызовом хохотнул Штубер. — Оказывается, всех этих полумертвецов вы пытаетесь излечивать? Мне-то казалось, что, наоборот, умерщвлять.

— Допустим, я пока еще сам не знаю, как все это, — широким жестом сеятеля смерти обвел он уставленную гробами просторную выработку, по самой форме своей тоже напоминающую очертания гроба, — следует именовать на самом деле. Но согласитесь, что это заведение именуется моргом, а не как-то иначе.

— «Зомби-моргом», если уж быть точным.

Только теперь Штубер вдруг поймался себя на том, что так и не выяснил: то ли создатели «Лаборатории Призраков» только потому и избрали эту выработку, что по очертаниям, по самому абрису своему она напоминала гроб. Особенно это бросалось в глаза, когда начинаешь осматривать потолок, под которым неминуемо ощущаешь себя так, словно уже оказался под крышкой гроба; то ли шахтеры-проходчики специально постарались, приспосабливая одну из тупиковых ветвей карстовых пустот под «упокойную» для зомби...

— Кстати, обычными, гражданскими моргами тоже ведают медики, разве не так? — уязвленно уточнил врач-эсэсовец. — Увы, содержание этих богоугодных заведений все еще входит в сферу медицины.

— Не спорю, входит.

— Понятно, что мне приходилось много размышлять о судьбе этих несчастных, — признал Устке. — Когда оказываешься на такой вот странного рода службе, неминуемо начинаешь задумываться над множеством тайн бытия, над превратностями жизни и смерти.

— Над множеством — не стоит, унтерштурмфюрер, — упредил его философствование заместитель коменданта лагеря. — У нас для этого слишком мало времени. Сосредоточьтесь на вопросе, затронутом лучшим «распинателем» нашего подземного «Зомби-Лувра», или, как я уже назвал его в своих записках из преисподней — «Лувра Распятий». При этом учтите, что все философские постулаты доктора Мартье мне известны.

6

Устке нервно прошелся раз-второй вдоль ряда ящиков-гробов, в которых лежали кандидаты в зомби. Созерцая эти его метания, Штубер ощущал, что теряет не только желание, но и способность хоть каким-то образом ехидничать, а тем более — язвить.

Нет, этого тебе не понять, сказал себе один из лучших диверсантов рейха. Всю свою жизнь ты обучался только одному искусству — убивать и выживать. Все твое мастерство в том и заключалось, чтобы в совершенстве постичь науку убивать и в таком же совершенстве овладеть наукой выживания. А сейчас, в сомнениях и терзаниях, перед тобой мечется человек, постигающий науку сотворения нового типа, поколения, расы — или как еще следует именовать это полуумерщвленное племя зомби?! — человечества.