— В том-то и дело, что это всего лишь «философские заготовки бытия»...

11

Зомби-диверсанты преодолели последнюю линию заграждения и стали подбираться к дзотам, намереваясь забросать их учебными деревянными гранатами.

Дабы не позволить им подняться в атаку и растерзать незомбированных пулеметчиков, в роли которых пребывали выпускники разведывательно-диверсионной школы Русской Освободительной армии, Свирепый Серб прокричал в рупор, чтобы никто не смел подниматься в полный рост и не смел врываться в дзоты. Но и после этого не успокоился. Скользя и оступаясь на влажном склоне холма, он побежал к «ничейной» полосе, возникшей между выползавшими из-под «колючки» зомби-диверсантами и засевшими в дотах пулеметчиками, чтобы самим присутствием своим охладить пыл и пулеметчиков, и зомби.

— А меня не зомби-диверсанты ваши интересуют! — прокричал вслед Свирепому Сербу оскорбленный в своих лучших чувствах доктор Гамбора.

— Вот и сообщите эту важную новость Отто Скорцени! — на ходу, не оборачиваясь, посоветовал ему Арсен и громогласно заржал, предвкушая видение неминуемой расправы, последующей вслед за этим признанием вконец обнаглевшего креола.

— С какой стати?! — огрызнулся лейтенант. Всякий намек на то, что он подчинен еще кому-то, кроме доктора Мартье, которого почитал в ипостаси непогрешимого магистра вуду, Гамбора воспринимал как оскорбление. — Скорцени выполняет свое задание фюрера, я свое. У нас разные призвания, разные цели и методы. Скорцени глубоко безразлично...

— Не скажите, — прервал доктора-жреца Свирепый Серб, — он будет приятно удивлен! Но только вряд ли, после очередного приезда сюда обер-диверсанта рейха, я соглашусь зачислить вас в свою зомби-роту!

Эту угрозу лейтенант-жрец тоже воспринял как брошенную в лицо перчатку, однако реакция его Свирепого Серба уже не интриговала.

С востока донеслись отзвуки чего-то похожего на мощный громовой раскат. Но Гамбора понимал, что в эту пору года гром обычно «отмалчивается», молнии тоже. Он знал, что на стратегический изгиб Вислы в районе Торунь — Влоцлавек, вырисовывающийся на картах значительно севернее Варшавы, красные вышли уже давно, однако понятия не имел, как далеко на запад углубляются их левобережные плацдармы. Не исключено, что сейчас упражнялась в стрельбе установленная на одном из таких плацдармов дальнобойная артиллерия или же изощрялись в прицельном бомбометании дальние бомбардировщики.

— Впрочем, не исключено, что это подает голос германская артиллерия, пытавшаяся противостоять натиску польских партизан, — словно бы вычитал его мысли появившийся за спиной у Гамборы барон фон Штубер.

— Считаете, что первыми нас попытаются атаковать поляки Армии Крайовой?

— Её командованию, как и польскому правительству в изгнании, хотелось бы, чтобы крайовцы оказались в дотах и подземельях «Регенвурмлагеря» раньше подразделений продавшейся коммунистам Армии Людовой. Но у стен Варшавы стоят сейчас не поддерживавшие их англичане, а русские. И никуда им от этого факта не уйти.

— И как скоро нам придется держать здесь оборону?

— Скорее всего, весной. Кстати, почему бы вам не обратиться за предсказаниями к своим коллегам из института «Аннербе»?

— Уже хотя бы потому, что основные предсказания ими давно сделаны. Они, предсказания эти, очень неутешительны для рейха.

Штубер с удивлением взглянул на Гамбору. Он понятия не имел о каких-либо предсказаниях относительно судьбы Германии, сделанных «шаманами» из «Аннербе».

— Фюреру они известны?

— Думаю, что не все.