В тот день, когда мы познакомились, она напоминала облако красной тафты. Такими же красными были и ее губы.

То была любовь с первого взгляда.

«Слегка теплые» — вот так Клара описывала мои отношения с политиками, давая понять, что, если я надеюсь встречаться с ней, мне придется изменить свои взгляды. Что я и сделал, причем быстро и шумно, так, чтобы она узнала, что я ради свидания с ней вступил в Коммунистический союз молодежи. Полгода спустя мы стали жить вместе; на следующий год мы поженились.

Именно Мохсин все четыре года после смерти Клары подталкивал меня к тому, чтобы я снова стал с кем-нибудь встречаться. Предупреждал, что очень легко попасть в ловушку комфортного одиночества, что с ним часто и происходит. Сначала я отмахивался от его советов, мне было больно даже думать о сексе с другой женщиной. Я чувствовал, что это неправильно, что это предательство. Что это чужеродно.

«Боюсь, это просто вопрос времени», — сказали мне тем спокойным тоном, каким разговаривают с лежачими больными. Врач избегал взгляда моих покрасневших глаз. Две недели спустя ее унес рак.

Одинокий и сломленный, я закрыл ее мертвые глаза. Прикрыл ее исхудавшее, похожее на скелет тело. Тело, измученное болью.

Поверженный беспомощностью, я тогда был полон ненависти — к врачам; к медсестрам; к человеку, мывшему застланный бледным линолеумом пол в палате в тот день, когда ее не стало; к молодой женщине, которая, разговаривая по телефону, столкнулась со мной; к владельцам местных магазинов, знавшим, что я алкоголик, и отказывавшим мне в виски, в котором я стремился утопить свою тоску; к входной двери с ее дурацким замком; к звуку, который она издала, когда закрылась; к миру. Я ненавидел весь этот чертов мир и всех живущих в нем.

Мохсин смотрит поверх меню.

— Ну, как дела? Как новая пациентка — Алекса?

Я киваю.

— Хорошо. Я все еще перевариваю первый сеанс и те сведения, что она указала в анкетах. Есть большой прогресс.

— Вылезло что-нибудь необычное?

Я задумываюсь на мгновение.

— Она боится воздушных шариков.

— Глобофобия.

— У этого есть название?

— В наши дни название есть у большинства вещей и явлений. А чего конкретно: думать о них, видеть их или прикасаться к ним?

— Не знаю, — озадаченно говорю я. — Она так написала в анкете.

— У большинства фобий симптомы зависят от источника страха.

— Ну, источником мог бы быть ее отец.

— Ясно.

— Я тут думаю, какое лечение было бы самым эффективным, если брать в расчет то, что он бросил ее, — говорю я.

— Границы и последовательность.

— А если у нее нет ДРЛ? — спрашиваю я.

— Тогда твоя задача — не дать ей зря потерять время.

— Я предполагал, что ты это скажешь.

— В противном случае она начнет выключаться и окажется в большой опасности. Не исключено, что она уже сейчас теряет время из-за того, что не может вспомнить свои действия. Ты говорил, что у нее ограниченная память.