Адам не успел даже вскрикнуть, когда вне­запный удар по затылку, у самой шеи, свалил его на землю, выбросив из седла. Он потерял со­знание.

Грохот сотен лошадиных копыт, мчавших своих всадников в битву, отдавался у Адама в го­лове болью. Сознание медленно возвращалось к нему, он стал ощущать приятное тепло потрес­кивающего рядом огня, однако веки его были слишком тяжелы, чтобы поднять их, и Адам воз­благодарил за это судьбу, услышав знакомый голос, который ему совсем не хотелось бы слы­шать.

– Отведите нашего гостя в приготовленное для него место.

Слова были сказаны спокойным, сдержан­ным тоном, но в них явственно слышалось удовлетворение этой удачей и превращением благородного мужа в беспомощного пленника.

– Зачем это? – проворчал чей-то голос. – Неужто не найдется подходящего местечка поб­лиже, куда можно было бы надежно упрятать лорда Адама, не тратя столько времени и сил?

– Ты не способен понять, какие опасности таятся в его присутствии здесь.

Раздраженный непрестанными выпадами мерсийского тэна, его собеседник сдобрил свой ответ крепким словцом.

– Ну еще бы. Ты ведь дрожишь от одной только мысли обо всей этой друидской чепухе, которая тотчас же повергает тебя в омут беспри­чинного ужаса.

Явно оскорбленный, первый из собеседников пытался скрыть это за язвительной насмешкой.

– Зачем тратить столько усилий, когда мои воины прекрасно могли бы охранять лорда Адама. Они достаточно опытны, чтобы не допус­тить вмешательства магии друидов, да она и не имеет никакой власти – разве что может ли­шить тебя сил и заставить дрожать от страха. – Слова его так и сочились сарказмом. – В бла­годарность за мою поддержку ваш король пред­оставил мне возможность распоряжаться пленником по своему усмотрению. Так что, не­взирая на твои беспричинные похвальбы, тебе приказано сопровождать его и проследить, чтобы он был заключен в каменные стены тем­ницы. Они надежно укроют его от глаз тех, кто, без сомнения, отправится на его поиски.

Адам услышал в голосе епископа ненависть к себе, черную, таившуюся в глубине его злобной души все эти десять лет, с тех пор как пути их пересеклись в последний раз в жестокой и яростной схватке. Что же, благочестивого епископа нетрудно было узнать по голосу, но того, кто на­смехался над силами, которых следовало стра­шиться, Адам не мог узнать. Желая подтвердить свои подозрения, Адам медленно, с усилием при­поднял тяжелые веки.

Щурясь от яркого света костра, больно реза­нувшего по глазам, Адам увидел фигуру еписко­па Уилфрида. Годы изгнания ничего не смогли поделать с его объемистым животом, на котором Уилфрид имел привычку складывать руки, но Адам тотчас же перевел глаза на мужчину, с яростью взиравшего на упитанного священника. Чем-то он ему был знаком. Еще мгновение и Адам узнал в нем Торвина, тана короля Мерсии Этелрида.

Торвин был так сухопар, что казался слабым, но Адам знал по собственному опыту, столкнув­шись с ним в битве, что это всего лишь види­мость, скрывающая жилистую силу и острый ум. Однако он был поражен не столько присутстви­ем Торвина, сколько тем, что его всклокоченные волосы грязными соломенными прядями падали из-под помятого бронзового шлема, увенчанного головой вепря. Мало того, грубо обточенные края шлема задевали за густой мех плаща, лишь частично скрывавшего короткую кожаную кур­тку, покрытую сеткой бронзовых переплетенных колец.

Не в силах сдержать ярости, Адам хрипло застонал от негодования: и шлем, и куртка были его собственные.

Сидевшие у костра мужчины тотчас же взгля­нули на пленника, связанного и беспомощного, лежавшего на земляном полу. Губы епископа раздвинулись в улыбке ледяного презрения и не­прикрытого торжества, затем, не вымолвив боль­ше ни слова, он отвернулся и вместе с другим заговорщиком вышел из хижины.