Кто может, тот пишет, а кто не может – становится критиком. Как выразился Энтони Троллоп, «только дурак пишет для чего-то еще, кроме денег». Или что-то в этом роде. Между прочим, это верно. Ты все равно не можешь сесть за компьютер и сказать: «А теперь я впишу свое имя в историю». Не ты решаешь, что остается после тебя, а другие люди.
Словом, пытаясь понять, как стала писательницей, я оглядываюсь на свою жизнь и, мне кажется, начинаю понимать, как это произошло.
Хотя, впрочем, не все… Однажды я увидела, как моя бабушка сворачивает голову цыпленку. Подумав, я предложила двоюродной сестре помочь бабушке и посворачивать головы всем цыплятам. Так мы и сделали. Нам было не больше пяти лет. Мы зажимали цыплят между коленями и сворачивали, и сворачивали, и сворачивали им головки. Выйдя из дома с ведром воды, бабушка увидела следующую картину: ее цыплята, как пьяницы, со свернутыми набок головками, валялись по всему двору. Вспоминая, какой свирепый темперамент был у моей бабушки, я просто удивляюсь, как мы с сестрой остались в живых!
Но очень скоро это блаженное время кончилось. Моя мать решила, что ей надоело терпеть свекровь с ее знаменитыми причудами. Моя мать, которая обладала упрямством скалы и которой были нипочем любые причуды, в один прекрасный день заявила отцу, что она купила участок земли, а он построит на нем дом. В нашей семье мы все делали вид, что глава семьи – отец и что он все решает. Но решал он обычно так: «Дай маме, что она хочет, иначе она нам всем превратит жизнь в ад». Отец не был настолько глуп, чтобы пытаться сопротивляться воле моей матери.
В общем, как бы то ни было, мы переехали. В один момент я потеряла все: двоюродных братьев и сестер, бабушек в дедушек; я потеряла цыплят, коров и опоссума, который жил в клетке в сарае. Я потеряла кусты со смородиной и яблони, по которым так любила лазать. За один день я превратилась из лидера, персоны первостепенной значимости, в ребенка, которого нужно воспитывать.
Моя жизнь, полная приключений, превратилась в невероятно тоскливую. Моя мать и сестра были сделаны из одного и того же теста. Они были правильные. Правильные. Правильные. Правильные.
Что может быть более скучным, чем быть правильным? Моя мать только и делала, что говорила: «Не ешь слишком много шоколада. У тебя заболит живот», или: «Сейчас не могу посмотреть. Мне надо сделать очень много дел», или: «Хейден, тебе нельзя читать, пока ты не кончишь чистить ванную». И так все время. Все было расписано по часам. Но в этом расписании никогда не было ничего интересного. Неужели люди никогда не хотят сделать чего-нибудь, чего делать не полагается? Неужели я была одна такая, которой хотелось есть столько шоколада, сколько я смогу съесть, и наплевать на то, что будет?
Раздумывая об этом, я пришла к выводу, что некоторые люди боятся нарушить правила. Может быть, они боятся, что, если они раз нарушат правила, они потеряют весь самоконтроль и превратятся во что-то ужасное – в случае моей матери это означало превратиться в женщину с нечищенной ванной.
В общем, как бы то ни было, я оказалась в полном одиночестве. Я должна была следить за тем, чтобы сидеть прямо, ходить спокойно и никогда-никогда не шуметь. Я, конечно, старалась, но ребенку это трудно. Мне повторяли фразу: «Веди себя как следует» несколько миллионов раз. Иногда мне казалось, что мои родители думают: если меня каждую минуту не держать под самым суровым контролем, я вообще выйду из повиновения. Может, я как начну есть шоколад или смеяться, так и не остановлюсь потом уже никогда. Может быть, они боялись, что уже никогда не смогут управлять мной, если хоть раз разрешат мне быть самой собой.
Теперь, когда я стала взрослой, я вижу, что мои родители были не такие творческие люди, как я. Если они покупали какую-нибудь вещь, которую надо было собирать, они доставали инструкцию и делали все, что там было написано производителем. |