Я надеялась, что подобные мысли вырвут ее из оцепенения, в которое она впала, и я смогу узнать побольше о ее жизни, но она продолжала оставаться едва заметной, чувствовался только ее страх.

Итак, в этом прекрасном большом саду, казалось, все цветет. Я шла по тропинкам, проходила по заросшим зеленью аллеям, по лужайкам, мимо прудов, в которых росли кувшинки. Там были и статуи, и изгороди, и деревья, и цветущие кустарники. Гуляя, я начала придумывать, какая история могла бы случиться в таком саду. Бедная девушка из аристократического рода вышла замуж за богача, чтобы спасти свою семью от разорения, а потом в таком вот саду она встретила мужчину, красивого мужчину, но пожениться они не могли, потому что…

Я сбилась, потому что навстречу мне шел самый роскошный мужчина, которого я когда-либо видела в жизни. Не тот тип с американской рекламной картинки, у которого щеки вваливаются от собственного совершенства. В этом человеке была видна сдержанная страсть. Смотреть на него было все равно что стоять у подножия действующего вулкана: знать, на что он способен, но не знать, когда это произойдет. Когда поднимаешься на склон такого вулкана, сердце стучит все быстрее по мере того, как возрастает опасность.

Это же воздействие оказывал на меня человек, идущий мне навстречу. С каждым его шагом мое сердце колотилось. все сильнее. Он меня не видел, или, если видел, то не испытывал интереса, потому что его глаза были устремлены на тачку, которую он толкал перед собой.

У него были черные волосы, кожа, смуглая от природы, а не от загара, густые черные брови. У него были сильные челюсти и квадратный подбородок с черными бакенбардами. Когда я увидела, как под одеждой у него играют мускулы, мне стало почти жарко.

Я, как это со мной обычно происходит, тут же вспомнила о бизнесе и подумала: вот кого я хотела бы видеть на обложке моей следующей книги. Нет, поправила я себя, этого человека я хотела бы видеть на обложке своей будущей жизни.

Я шагнула к нему и услышала, как леди де Грей внутри меня протестует:

– Нет! Нет!

Может, леди не имела права позволить себе общаться с садовниками. Но лично я-то из общества, где больше равноправия.

Я мило улыбнулась ему и поздоровалась:

– Привет!

Он прошел мимо, не взглянув на меня. Может быть, в старину садовники не имели права разговаривать со своей госпожой?

Я произнесла громче:

– Привет!

А Катрин внутри меня просто сходила с ума. Она кричала:

– Нет! Нет же! – И я поняла, что она страшно боится этого человека. Может, именно он ее убил?

Я приложила все усилия, чтобы совладать со своим желанием, отвернулась и отправилась посмотреть на сад. В конце концов, у меня есть гордость. Если я ему не интересна, так мне до него точно нет дела. Я…

– Ой! – вскрикнула я от острой боли в ногах. Я обернулась и увидела спину отходящего мужчины, толкавшего перед собой тележку. Его мускулы были по-прежнему напряжены. На нем была грязная белая майка, широкий кожаный пояс и грубые шерстяные штаны. Со спины он был похож на Лоренса Оливье, когда тому было тридцать три года, и он играл Хартклиффа.

Проезжая мимо меня, он задел мои ноги своей тележкой, которая оставила на моем красивом и, вне сомнения, дорогом платье грязный черный след. Кроме того, мне было больно.

Извините меня, конечно, но я всегда думала, что тот, кто вас толкнул, должен извиниться. Но этот человек продолжал молча удаляться. Потом неожиданно остановился в трех ярдах от меня. Я подошла к нему.

– Простите, но вам не кажется, что вы меня задели? – осведомилась я очень вежливо, однако он по-прежнему даже не посмотрел на меня.