Цветочник поздравил нас и сотворил именно такой букет, как надо. И вот несколько минут спустя мы уже стояли у дверей родительского дома. Луиза была хороша, я помят, и в руках мы держали оранжевый букет — именно такой, чтобы не затмить нашу новость.

Я позвонил в дверь. Никто не открыл. Я позвонил еще. Опять не открывают. Мне это показалось странным, я забеспокоился, как бы с родителями чего не приключилось.

— Вышли купить что-нибудь? — предположила Луиза.

— Ты думаешь?..

— Ну да… Наверно, забыли купить вина… или торт. Не беспокойся.

Может, и так, но зачем выходить вдвоем, если надо сбегать за какой-нибудь мелочью? Я уже собрался позвонить им на мобильный, когда за дверью послышались шаги. Мама открыла, но я ничего у нее не спросил. Почему же они так долго не открывали? Кажется, мы с Луизой подумали одно и то же. В общем… я не решался себе в этом признаться… может быть, они в это время… почему-то эта мысль была неприятна… ну да ладно, бог с ними. Мы прошли по коридору. Мама взяла цветы и сказала, что они прелестные. Потом посмотрела на Луизу и добавила: «Как и вы». Потом мама посмотрела на меня, но я опередил ее замечание: «Я знаю, я сегодня помятый».

Мы прошли за ней в гостиную. Отец сидел и пил. По его виду нельзя было сказать, чтобы он только что занимался любовью. Что-то не складывалось в нашей версии. Впрочем, я давно привык к странностям моих родителей. Да и мама только что вернулась из страны безумия.

Я не принес с собой шампанского, потому что знал: у отца всегда припасена бутылка на аперитив. Однако на этот раз я не заметил на столе никакого шампанского. Я спросил, все ли в порядке; отец не ответил. Только улыбнулся как-то криво. Я спросил:

— Разве мы не будем пить шампанское?

— Шампанское? Сейчас?

— Ну да… Как всегда. Разве нет?

— Да-да, конечно…

В этот момент в гостиную вернулась мама с цветами в вазе. Она снова сказала: «Какие прелестные!» А потом добавила: «Жаль, что рано или поздно завянут».

Повисла пауза. Реплики не вязались одна с другой. Взаимопонимания не намечалось. Отец объявил маме, будто я требовал чего-то неслыханного:

— Он хочет, чтобы я открыл бутылку шампанского.

— Шампанского? Сейчас? — отозвалась мама с той же интонацией, что и отец.

— Какие-то вы оба странные сегодня, — заметил я.

— Да, хорошо бы сегодня выпить шампанского, — веселым голосом вмешалась Луиза, чтобы не дать воскресенью превратиться в поминки. — Мы хотим сообщить вам что-то важное!

— Мы тоже… хотим сообщить вам кое-что… — пробормотала мама.

— …

— Вы садитесь.

Мы с Луизой сели. От маминых слов у меня мороз пробежал по коже. Случилось явно что-то нехорошее. Наверно, у отца рак, не иначе. Не знаю почему, но другие варианты не приходили мне в голову. Он столько нервничал в последние месяцы, что я не удивился бы, если бы у него обнаружились метастазы. Я смотрел на родителей, не в силах вымолвить ни слова. Наконец мама оборвала нить моих размышлений и объявила:

— В общем… об этом трудно говорить… но мы с отцом… решили развестись.

Фрэнсис Форд Коппола мог бы снять фильм о том, как он снимал «Крестного отца». И это была бы такая же мощная по силе воздействия лента, как сам фильм. Продюсеры сделали все возможное, чтобы отстранить его от съемок, потому что им показалось, будто этот режиссер им не подходит. То же касалось Аль Пачино, неизвестного в ту пору актера, которого привел Коппола.