д.
Это умение владеть фактами, в котором нет ничего таинственного, — приводило к тому, что Штейнер мог показаться: всезнающим; явившись на пуговичный завод и познакомившись с химической стороной производства, он химику завода пишет чисто химические формулы, могущие ему пригодиться в производстве; или — читает лекции для сельских хозяев; и — удивляет их рекомендацией новых, чисто практических способов исследования земель и способов улучшения удобрения.
"МИСТИКА" и "УДОБРЕНИЕ", "ЭВРИТМИЯ" и "ПУГОВИЧНОЕ ПРОИЗВОДСТВО", это ли не "ВСЕЗНАЙСТВО"?
Нет. Это, во — первых, знание; и во — вторых, — УМЕНИЕ так использовать ЗНАНИЕ, чтобы оно не лежало мертвым балластом, а приносило бы процент, становясь ЗНАНИЕМ О ЗНАНИЯХ. Петр Великий знал 40 ремесел; и это — не "ВСЕЗНАЙСТВО", а необходимость быть ритмизатором процесса переоборудования всей страны. Доктор был в таком же положении относительно — тоже страны: культуры будущею; весь жест его — жест указующий: "Ищите там и так".
Да, — мореплаватель и плотник, как Петр; и — как апостол Павел (иудейский "ЗАКОННИК", и одновременно "СТИЛИСТ — ЭЛЛИНИСТ", как о Павле отзывается Вилламовиц — Меллендорф).
ПЕТР и ПАВЕЛ — вот облик "ДЕЯТЕЛЬНОСТИ" доктора; но "ДЕЯТЕЛЬНОСТИ" исходили из равновесия, из — покоя, сиявшего в центре сознания и озаряемого огромным импульсом: любви к Человеку.
И здесь он был, для нас, любящих его, для нас, влекшихся к нему, — в лике Иоанна.
ПЕТР, ПАВЕЛ, ИОАНН, — три аспекта, три лика доктора, известны мне; и сочетания ликов, — невыразимейшая ПЕЧАТЬ, на нем, явно сиявшая, о которой мне и хочется хоть слабым выкриком намекнуть.
"ПЕЧАТИ" не видали, видавшие доктора, — "ДОГМАТИКИ" всех сортов ("ПЕТРИСТЫ"), СВОБОДНЫЕ "И ТОЛЬКО" мыслители (павловцы), или мистики, в себе искажающие Иоанна; для всех этих людей "ПЕЧАТИ", им чуждые (внутри Павлова лика — ИОАННОВ, или — внутри Иоаннова — Павлов), воспринимались, как нечто ДОСАДНОЕ, мешающее спокойно расположиться в комфорте; тут он начинал — беспокоить; и от него убегали с проклятием: "Демагог, непоседа, рационалист, резонер, всезнайка", — чего только не выговаривалось.
То же, что — не выговаривалось, это жило под всеми разрезами, — и составляло для нас тайну ВЛИЯНИЯ, которое делало для каждого из нас, свою встречу с ним, — событием невыразимым.
Об этом — надо сказать: внятно; более того: об этом надо кричать.
Вот несколько лишь штрихов, оставшихся в воспоминании об общественной работе Штейнера лишь за первый год моей жизни при нем.
Застаю его в Кельне; он — только что из Гельсингфорса, где он прочел курс "ОБ ИЕРАРХИЯХ В СВЯЗИ С ЦАРСТВАМИ ПРИРОДЫ", конечно же, как всегда, кроме курса: публичные лекции, эсотерические уроки, лекции для русских, приемы учеников, разрешение местных вопросов Гельсингфорсской группы; но так всегда: куда бы он ни приехал, — "ЭСОТЕРИЧЕСКИЕ ЧАСЫ", "ПУБЛИЧНЫЕ ЛЕКЦИИ", приемы, вхождение в жизнь посещаемой группы; то — сверх программы: позовут в "ЛОЖУ"; и — тотчас: "ПУБЛИЧНАЯ ЛЕКЦИЯ", "ЭСОТЕРИКА", распутывание узлов, в которые он живо врастал, реагируя на мелочи; об этом не стану упоминать; все то — "СВЕРХКОМПЛЕКТНО": от города к городу.
До Гельсингфорса был цикл лекций в Христиании: "ЧЕЛОВЕК В СВЕТЕ ОККУЛЬТИЗМА…", до, зимою, — цикл "ОТ ИИСУСА КО ХРИСТУ"; в Кельне: две лекции в ложе, публичная и, конечно же, "эсотерика". |