Тогда же произошла история, которая меня доканала. Мы наконец получили тему для сочинения, которая показалась мне интересной. Я писал добросовестно и с увлечением и, как мне казалось, мог рассчитывать на успех - получить один из высших баллов, не самый высший, конечно, это бы меня выделило, но близкий к нему.

Наш учитель имел обыкновение начинать обсуждение сочинений с лучших. Сперва он прочел сочинение первого ученика, это было в порядке вещей. Затем последовали другие, а я все ждал и ждал, когда же прозвучит мое имя. Меня не называли. "Этого не может быть, - думал я, - неужели мое сочинение настолько плохое, ведь он уже перешел к откровенно слабым работам. В чем же дело?" Или я снова оказался "вне конкурса" и обнаружил свое проклятое "отличие"?

В конце концов, когда все сочинения были прочитаны, учитель сделал паузу и произнес: "У меня есть еще одно сочинение - Юнга. Оно намного превосходит другие, и я должен был бы отдать ему первое место. Но, к сожалению, это обман. Откуда ты списал его? Скажи начистоту!"

В ужасе и негодовании я вскочил с криком: "Я не списал ни единого слова! Я же потратил столько сил, я старался написать хорошее сочинение". Но учитель был неумолим: "Ты лжешь. Ты не мог написать такое сочинение. Это маловероятно. Итак - откуда ты его списал?"

Напрасно я клялся в невиновности, учитель стоял на своем. "Значит, так, - сказал он, - если я найду, откуда ты его списал, тебя исключат из школы". И отвернулся. Мои одноклассники бросали на меня странные взгляды, и я с ужасом понял, что они думают: "Ах, вот оно что". И снова передо мной оказалась глухая стена.

Теперь на мне было клеймо - клеймо моего проклятого "отличия". Униженный и опозоренный, я клятвенно пообещал отомстить учителю, и, если бы такая возможность вдруг появилась, я рассчитался бы с ним по закону джунглей. Но как мог я доказать всему свету, что не списывал сочинение?

Я днями размышлял над этой историей и снова приходил к выводу, что ничего нельзя было поделать, что волею слепой и глупой судьбы я оказался лжецом и обманщиком. Теперь до меня стало доходить многое, чего я не понимал раньше, например, почему один из учителей сказал моему отцу, когда тот пришел поинтересоваться моей учебой: "Ну, он, конечно, средний ученик, но работает с похвальным усердием". То, что я числился в "недалеких" и "поверхностных", сказать по правде, меня это не задевало. Меня убивало то, что они считали меня способным на ложь.

Я уже не в силах был сдерживать горечь и негодование. И тут случилось то, что я замечал в себе и прежде: в сознании воцарилась внезапная тьма, будто захлопнулась глухая дверь, отгородив меня от всех. И я спросил себя с холодным любопытством: "Что, собственно, произошло? Ну да, ты возмущен. Учитель, бесспорно, глупец, он ничего не понимает, он не понимает тебя, но ведь и ты понимаешь не больше. Он сомневается в тебе точно так же, как ты сам. Ты не веришь в себя и в других и тянешься к тем, кто прост, наивен и виден насквозь. Что это - возмущение человека, который чего-то не понимает?"

Подобные мысли sine ira et studio (без гнева и пристрастия.