Сторонникам войны он готов был оказывать всяческую помощь в деле реэвакуации в Россию, ибо считал, что «оборонцы» могут оказать полезное с его точки зрения влияние на российские демократические круги и в особенности на русскую армию. Когда сразу же после Февральской революции Г. В. Плеханов и П. А. Кропоткин изъявили желание отправиться в Петроград, британское правительство предоставило им для этого все возможности.
Совсем иначе правящий Лондон относился к возвращению на родину эмигрантов, бывших противниками войны, и прежде всего к большевикам. Им на пути он ставил всяческие препятствия, ибо опасался, что, попав в Россию, они могут «разложить» армию и помешать Временному правительству вести войну «до победного конца». С наибольшей враждебностью правящий Лондон относился к Ленину и его сторонникам, но не слишком жаловал также меньшевиков-интернационалистов, эсеров-интернационалистов и всех других эмигрантов интернационалистского толка. При таких обстоятельствах проезд в Россию северным путем для Ленина был совершенно исключен. Г. В. Чичерин уведомил о создавшейся ситуации парижский и цюрихский комитеты по эвакуации эмигрантов. В своей статье «Как мы доехали» Ленин писал:
«Цюрихский комитет по эвакуации эмигрантов, в который входят представители 23 групп (в том числе Центральный Комитет, Организационный комитет, социалисты-революционеры, Бунд и т. д.) в единогласно принятой резолюции публично констатировал тот факт, что английское правительство решило отнять у эмигрантов-интернационалистов возможность вернуться на родину и принять участие в борьбе против империалистической войны».
В свете только что сказанного совершенно понятно, что Владимир Ильич был вынужден возвращаться в Россию через Германию. И не только Владимир Ильич. Как известно, в одном поезде с ним и его группой возвращались также представители некоторых других партий и течений, в частности бундовцы и сторонники парижской газеты «Наше слово».
Мы же, лондонский комитет по репатриации эмигрантов, начали решительный поход против той политической дискриминации, которую английские власти проявляли в вопросе о репатриации, и настаивали на гарантии удобного и надежного пути на родину для всех эмигрантов вообще, без различия взглядов и направлений. Конкретно вопрос стоял о праве эмигрантов пользоваться пароходом «Юпитер» (если память мне не изменяет, таково было его название) для переезда из Англии в Норвегию. Это было небольшое быстроходное судно, которое примерно раз в 10 дней, под охраной двух миноносцев, совершало рейсы из Абердина в Берген и обратно, перевозя правительственную почту, дипломатов, военных, чиновников и других официальных лиц. Путешествие на «Юпитере» было сравнительно безопасно, и мы, эмигранты, требовали, чтобы при каждом рейсе этого парохода нам резервировали на нем определенное количество мест. Мы знали, что таким путем в Россию уже проехали некоторые «привилегированные» из «оборонческого» лагеря, в числе их Г. В. Плеханов и П. А. Кропоткин, и с тем большей настойчивостью добивались того же для всей эмиграции.
Больше месяца шла борьба между комитетом и английскими властями, и в конце концов для нас стало ясно, что без вмешательства русского посольства в Лондоне эмигранты не получат возможности пользоваться «Юпитером». Это было для комитета большим ударом. В те годы между эмигрантскими колониями и царскими посольствами за границей была глубокая пропасть, через которую не существовало мостов. Эмигрантские колонии относились к царским посольствам враждебно и подозрительно, всегда ожидая с этой стороны каких-либо интриг и неприятностей. В свою очередь царские посольства смотрели на эмигрантские колонии, как на очаг всяческой «крамолы» и как на источник политической агитации против царизма за границей. Между теми и другими было перманентное состояние войны. Даже чисто личные отношения между представителями обоих лагерей были невозможны. |