Прижавшись к стене, я поносила его, плакала и кляла его и умоляла его оставить меня. Это стало кульминацией всей страсти и отчаяния, какие я когда либо испытывала. — Я не поеду с тобой на колеснице! — кричала я ему. — И не буду ни сражаться за тебя, ни рожать тебе детей, ни смотреть, как ты умираешь! Во имя всех мертвых богов мира, что я сделала, чтобы снова вызвать тебя?!
Полагаю, он все это время стоял и смотрел на меня. Он не подошел ко мне, не коснулся меня и не заговорил со мной, пока эта вспышка не закончилась. Я почувствовала под ладонями стену, дрожавшую и стучавшую, словно большое измученное сердце.
Молчание замкнуло мне уста. И в этом молчании я услышала рев какого-то огромного механизма, постепенно стихающего. Я оторвала руки от стены. Ошеломленная, я могла лишь смотреть на него в поисках объяснения, и поэтому именно на него я и смотрела.
— Я пришел задать тебе несколько вопросов, — сказал он. — В этом больше нет надобности. Ты дала мне ответ, — узкие темные глаза решительно ничего не выдавали, однако его лицо не обладало ни надменностью лица Дарака, ни холодной непроницаемостью лица Вазкора. — Я думаю, — продолжал он, — что ты также убедила меня, что я очень напоминаю кого-то, кто был тебе близок и умер там, — он сделал рукой неопределенный жест, указывая на мир, который был моим, но не его.
— Двоих, — поправила я. — Двое. Теперь трое: Дарак-разбойник, Вазкор-колдун, Рарм Завид — капитан небесного корабля, у которого нет паруса.
Безумие прошло. Я устало смотрела, как он подошел ко мне поближе.
— Ты ведь не понимаешь, что ты сделала, — сказал он. — Не так ли?
— Что я сделала?
— Если ты и правда не имеешь представления, то не думаю, что ты готова к такому объяснению.
— Всю мою жизнь, — возразила я, — ко мне приходило знание, к которому я была не готова.
— Мой корабль, — разъяснил он, — этот огромный космический скиталец.
Ты сорвала его с неба, как виноградину с лозы, и стащила его вниз так быстро, что были повреждены оба экрана. А когда мы оказались достаточно близко, ты активировала наши защитные лучи и убила ими ящера на пляже. И этой опрометчивости тебе показалось мало, ты последовала за нами, а когда нашла место, где мы причалили, чтобы починить экраны, ты, по причинам лучше известным тебе самой, держала открытым наш главный сходной люк. Вот эта деятельность и выдала твое присутствие. Йомис и трое других догнали тебя и привели назад. С тех пор ты играла с электрическими цепями корабля, спроектированными так, чтобы реагировать только на членов экипажа, — он указал на ложе и столики. — И, наконец, ты сообщила свое эмоциональное расстройство кораблю с результатами, которые ты сама только что услышала и почувствовала.
Я ничего не сказала, меня больше не особо волновало, что я не понимаю.
— До сих пор, — мягко сказал Рарм Завид, — люди, наблюдавшие за нашей планетой, считали себя более развитыми в области разных наук. Теперь я начинаю сомневаться. Я вижу, что ты женщина, но помимо этого, что ты такое?
— Я ничто, — бросила я. — Отпустите меня.
— Ничто. А корабль. Как ты это объяснишь?
— Я не моту объяснить. Я не понимаю. Я даже не знала о вашем присутствии до появления того звука и Тени на берегу. Как я могла сделать все то, о чем ты говоришь? Как?
— Думаю, я могу тебе сообщить, — сказал он.
Он стоял передо мной, но я больше не смотрела на него. Его голос, голос Дарака и Вазкора, доносился до меня издалека через высокие горы усталого страдания.
— Корабль, — говорил он между тем, — это больше, чем корабль. Он построен вокруг ядра — Силы, думаю, это слово ты поймешь. Эта Сила похожа на огромный мозг, связанный со всеми частями корабля. |