В результате столкновения в борту фрегата открылась течь, но не столь серьезная как после взрыва шестовой мины. Фрегат наверняка можно было бы попытаться спасти, но никто этого не собирался делать. Весь экипаж и находившийся на борту десант стремились как можно скорее покинуть "Файзиле", уже окончательно его похоронив. Фрегат продержался на воде еще сорок пять минут, прежде чем стал медленно заваливаться на правый бок и тонуть. Только через час и десять минут от момента столкновения мачты корабля скрылись подводой.

Возникшая среди врага паника, позволила  мичману Бутузову и его команде беспрепятственно покинуть борт брандера, и, сев на шлюпку, благополучно добраться до берега, где их уже ждали. Среди его охотников также были потери: матрос Матюшенко был ранен турецкой пулей в грудь навылет, сам Бутузов и ещё один матрос сильно ушиблись при столкновении кораблей и с большим трудом могли держать весла в руках. Это впрочем, не помешало им пройти почти через половину вражеского строя и остаться невредимыми.

Вся союзная эскадра напоминала огромное осиное гнездо, хорошо развороченное палкой неизвестного охотника. Повсюду стоял треск и грохот горящих и взрывающихся кораблей. В направлении берега медленно ползли перегруженные донельзя шлюпки, сидящие в которых кулаками, прикладами и ножами отбивали руки тех, кто пытался уцепиться за спасительный борт. Русские брандеры поработали на славу, однако главным героем этого дня был старший лейтенант Ивлев, совершивший главный подвиг в этом сражении.  

Он, как и Бутузов, не польстился на первую попавшуюся цель, а целенаправленно продвигался к огромному линейному кораблю под французским флагом, стоявший в центре колонны. У брандера Ивлева было не две, а три шестовых мины. Молодой и пылкий старший лейтенант, он уговорил Ардатова усилить его пароход и теперь желал оправдать заявленное требование.

Линейный корабль с гордым названием " Генрих IV" стоял на якоре под углом к курсу движения брандера, из-за чего французы не могли открыть даже орудийный огонь по маленькому пароходику смело бросившегося в атаку подобно библейскому Давиду на Голиафа. Впрочем, невозможность вести пушечный огонь, отнюдь не делали его беззащитной игрушкой перед врагами. Находившиеся на борту тысяча восемьсот элитных французских солдат открыли шквальный огонь из штуцеров, едва только брандер оказался в зоне поражения их ружей.

С борта " Генриха IV" раздавались размеренные густые ружейные залпы, которые подобно морским волнам неторопливо накатывали на русский брандер. Едва только расстояние между кораблями сократилось до шестисот метров, как свинцовы осы  непрерывным дождем, гулко забарабанили по всей деревянной оснастке парохода. Тугими струйками лился на палубу желтый песок из пробитых мешков баррикады, которая надежно укрывала Ивлева и его товарищей от верной смерти.

- Прав, ох прав был Михаил Павлович, когда предложил установить защитные мешки, не будь их, французы давно бы нас уже всех перещелкали - отрывисто бросил Ивлев матросу Карповичу, находившемуся рядом с ним и готового в любой момент заменить командира у руля. Тот хотел ответить командиру, но шальная пуля, влетевшая рикошетом внутрь импровизированной командирской рубки, ткнула матроса точно в шею. Громко вскрикнув, он стал быстро оседать на пол, отчаянно зажимая рану рукой.

- Мельников, помоги! - крикнул Ивлев ещё одному охотнику, дежурившего у внутреннего трапа.  Тот проворно подхватив слабеющее тело моряка, потащил его на корму.  

Чем ближе брандер подбирался к "Генриху", тем чаще в опасной близости от его капитана стали пролетать свинцовые вражеские гостинцы, но Ивлев, несмотря ни на что, продолжал вести пароход к заветной цели. Выглянув в очередной раз из-за мешков баррикады, он решил таранить корму "Генриха", самую близкую к брандеру часть корабля.