Эти пороки были настолько сильны и неискоренимы, что даже официальная церковь спасовала перед ними, записав в «Православном исповедании» – книге, изданной в XIX веке: «Грех сам по себе не существует, поелику он не сотворен Богом. Посему невозможно определить, в чем он состоит».
Поэтому даже через два с половиной столетия после крещения Руси краковский епископ Матвей писал аббату французского монастыря в Клерво Бернарду, которому послушно внимали кардиналы и папы: «Народ же русский множеством бесчисленному звездному небу подобный, и правило веры православной, и религии истинной установления не блюдет. Пренебрегая тем, что вне церкви католической (то есть „истинной“) нет места дароприношению, тот народ в дароприношении тела Господня (то есть в причащении), но и в уклонении от брака церковного, а равно в иных церкви таинствах позорно колеблется. Так заблуждениями различными и порочностью еретической от порога своего пропитанный, Христа лишь по имени признает, а по сути в глубине души отрицает».
И более того, еще через два с половиной века кардинал д’Эли писал в начале XV столетия: «Русские в такой степени сблизили свое христианство с язычеством, что трудно было сказать, что преобладало в его образовавшейся смеси: христианство ли, принявшее в себя языческие начала, или язычество, поглотившее христианское вероучение».
И даже в 1551 году, собравшись на Стоглавый собор, клирики и епископы с горестью отмечали, что Русь полна язычества и что в Великий четверг рано утром жгут солому и кличут мертвых, а в Троицу на кладбищах играют скоморохи, и люди скачут, и пляшут, и бьют в ладони, и поют сатанинские песни. И в пасхальную неделю учиняют на кладбищах пьяные поминки с пиршеством, с бубнами и «всяческим беснованием». А в ночь под праздник Рождества Иоанна Предтечи и в сам праздник, а также на Рождество Христово и на Богоявление в городах предаются бесовским игрищам и пьянству и только к утру «отходят в домы свои, и падают, как мертвые, от великого клокотания».
Если бы дело заключалось только в том, что на стезе язычества оставались неграмотные, темные простолюдины, то это было бы полбеды. Но следует признать, что даже и далеко не все священники были грамотны, разбирались в сложных вопросах богословия и отличались благочестием. Нередко случалось, что они еле-еле «брели по грамоте», были малограмотны, суеверны и больше почитали обряды, чем духовный смысл православия.
Однако вопреки этому по всей русской земле победно шествовала письменность и грамотность.
26 июля 1951 года при раскопках древнего Новгорода была найдена первая берестяная грамота. Специфический русский материал – береста – оказался более распространенным в обиходе, чем бумага и пергамент, свидетельствуя, что грамотность была достоянием и ремесленников, и торговцев, и окрестных крестьян.
После этой находки в Новгороде около тысячи берестяных грамот было обнаружено в Пскове и Смоленске, Старой Руссе и Ладоге, Витебске и Мстиславле. Причем до нас дошли буквально крохи великого наследия – войны, пожары и безжалостное время унесли и сотни тысяч берестяных грамот, и не менее ста пятидесяти тысяч древних книг.
И все же вопреки всему образование медленно, но верно распространялось по Руси. И все это происходило и потому, что самым активным распространителем образования была на протяжении многих столетий русская православная церковь. Верным спутником православия была грамотность, просвещение, краеугольным камнем чего стала славянская азбука.
Откровение от азбуки
Историко-филологическое предуведомление
Теперь же, уважаемые читатели, на ваш суд будет предложен этюд, представляющий предварительные, может быть, и не бесспорные соображения по поводу нашей азбуки. Как и всякое иное эссе, этот этюд не претендует на категоричность утверждений и отражает собственные соображения автора. |