За ним оттиснулись на земле второй, третий, уже полный воды. Три человека разом прошли! Такого на участке ещё не бывало.
— Сообщай на заставу! — крикнул Пахомов товарищу.
В тумане у перевала виднелась сосна, к которой совсем недавно они протянули телефонный кабель, и младший наряда бросился к ней. Но вдруг остановился: впереди на тропе тоже отпечатались три пары следов. Только шли они в обратную сторону.
— Гляди! — окликнул младший Пахомова.
Пахомов сверил следы: одинаковые! Он кинулся к пограничной полосе. И на ней тоже отпечатались глубокие чёткие следы: три пары туда и три обратно. Будто нарушители побывали на нашей стороне и опять вернулись за границу.
— Звони! — крикнул Пахомов младшему, а сам показал автоматом вниз и, стараясь не шуметь, стал быстро спускаться по следу. На влажных валунах, на расползающихся корнях ноги скользили, но он ставил сапог то на ребро, то на всю ступню — и торопился.
Навстречу ему всё сильней доносилось журчание нашей речки. Возле реки след поворачивал обратно. Пахомов задержался. «Ну нет, — подумал он. — Не за водой же вы к нам ходили», — и стал осматриваться.
Ничего. Только ползёт по реке туман, на камне сидит, надув щёки, бурундук, вертится на сосне сойка...
На воде у берега качаются листья папоротника. Пахомов наклонился: «Листья-то рваные, примятые. Значит, кто-то за них хватался!»
Пахомов заторопился. С камня на камень перебежал через речку, и вдруг у самых ног снова — следы! И опять: туда и обратно. Пахомов вдруг почувствовал, как потеплело лицо, запотел в руке автомат, услышал, как стучит сердце. И не только от быстрого бега, — бегать-то он умел! — но и от волнения. Нарушителей-то трое! Трое! И чем глубже он входил в лес, тем волнение становилось сильней. Он уже знал, видел, что они не ушли, а где-то здесь, рядом, путают след, хитрят. Теперь каждый камень стал опасным, любая тень за деревом готовилась к прыжку. Ведь трое! Как их брать?
За одним он когда-то гнался. По скалам, по болоту. Сапоги сбросил, упарился, а догнал и взял! А троих...
Он вдруг подумал: «Может, дать ракету?» Но тут же сдержался: «Ракету увидят не только свои: так насторожишь и врага. А брать его нужно внезапно!»
«Вот так внезапно и будем брать. Всех троих, — сказал он себе. — Как одного, так и троих». И сказав это, почувствовал себя спокойней, уверенней, побежал быстрей. Глаза стали смотреть внимательней и жёстче.
Но прошёл час, а нарушителей всё не было видно. Потяжелела морось, стал накрапывать дождь: вот-вот смоет следы. И Пахомов снова заволновался, но по-другому: он представил, как они все трое минуют соседнее село, как взбираются на подножки вагонов у ближней станции...
Пахомов снял сапоги. Бегом! Сбросил мокрую гимнастёрку. Бегом! И вдруг неожиданно остановился у дерева, услышал: шелестят кусты, потрескивают ветки. Может, зверь? Да нет, зверь ходит мягче. Зверь по-человечьи не шепчет!
Обошёл он этот шум стороной, лёг за кустарником и видит: прямо на него — идут. И не трое. Шестеро! Только трое — лицом вперёд, а трое — спиной, пятятся. Всё ещё хитрят!
«Ну что ж, шестеро так шестеро, — подумал Пахомов. — Всё равно брать надо. Не взять, так хоть задержать до прихода своих».
Он присмотрелся: оружия в руках не видно. «Но может быть, прячут, — подумал Пахомов. — Ещё как может быть! Надо, чтобы и вытащить не успели».
И только нарушители подошли поближе, как вскочит, как крикнет: «Руки вверх! Ложись!» — И дал в воздух очередь.
Подоспела на помощь тревожная группа, торопятся, тревожатся: следов-то много! Как там Пахомов? Как один справится?
Прибежали, а нарушители лежат на земле. |