К моменту моего появления в Магнитогорске оба новых самолета прошли испытания и поступили в серийное производство. Истребителей уже было в наличии двадцать единиц, а бомбардировщиков — шестнадцать, вследствие чего на заводе полным ходом шло формирование первого в мире смешанного истребительно-бомбардировочного авиаполка. Его планировалось отправить на Австрийский фронт. Авиация у австрийцев была крайне слаба, а их летчики имели недостаточную подготовку, так что мы рассчитывали набраться первоначального боевого опыта, не понеся при этом значимых потерь. К тому же там мы планировали активно наступать, и в случае потери самолетов над вражеской территорией была большая вероятность того, что новейшая техника не попадет в руки противника, по крайней мере на срок, достаточный для ее изучения.

Впрочем, наша стратегия на начало войны предусматривала наступление на всех фронтах. Просто наступление на Германском фронте имело целью не захват территории, а нанесение максимального ущерба инфраструктуре немцев и создание им максимальных трудностей в подготовке ответного наступления. Сразу же бодаться с немцами на равных я не хотел. Возможно, в том состоянии, которого мы достигли к настоящему моменту, это для русской армии было бы вполне реально, но войска, сидящие в хорошо подготовленной обороне, приобретают ничуть не меньший боевой опыт, чем наступающие, а вот потерь несут куда меньше. С австрийцами же другое дело. С ними мы, пожалуй, способны покончить одним ударом. Но вот делать этого я пока не собирался. Если мы выведем австрийцев из войны, то немцы, чего доброго, сразу сдадутся. А нам это было категорически не нужно. Мы должны были выйти из войны с черноморскими проливами, заработав на поставках и после того, как все воюющие стороны будут изрядно обескровлены. А то, если этого не произойдет, мы, глядишь, лет через пять после столь скорого окончания первой мировой получим вторую, в которой немцы с англичанами будут вместе воевать против нас. Причем никаких преимуществ в заранее подготовленном производстве новых видов вооружения у нас уже не будет. Нет уж, ребята, давайте-ка воевать по-серьезному. Так, чтобы вы потом еще минимум лет пятнадцать-двадцать не могли и подумать затевать новую большую войну. Нашей стране после этой понадобится хорошая передышка…

Вот потому, едва мы разобрались с немцами, я отпросился у государя и самолетом рванул в Магнитогорск. Ибо теперь предстояло максимально быстро перейти на массовое производство вооружения — не только вышеупомянутых новых образцов, но и уже давно выпускающихся — и сделать это в условиях, при которых достаточно большое количество подготовленного персонала будет призвано в армию. Поэтому альтернативы конвейеру у меня не было. На самом деле основным преимуществом конвейера является не рост производительности труда. Нет, он есть, и значительный. Когда Форд перешел на конвейерную сборку своей модели «Т», производительность труда выросла почти на пятьдесят процентов. Но этот рост во многом купируется гораздо бо́льшими трудностями подготовки производства при смене модели, сокращением предлагаемых потребителю вариантов и другими сложностями. Всем известны слова Форда о том, что потребитель может заказать себе автомобиль любого цвета, при условии, что этот цвет черный. И это не был снобизм или пренебрежение потребителем. Просто требованиям конвейерного производства по скорости сушки удовлетворял только черный японский лак — никакая другая краска, выпускавшаяся в то время, по своим возможностям для конвейерного производства не подходила… Но главный выигрыш конвейера в том, что он позволяет разбить производство на массу простых операций. Это резко снижает требования к квалификации работников и позволяет производить такие сложные устройства, как современное воооружение и техника, куда менее квалифицированному персоналу. И вот именно этим я и занялся. Ибо считал перевод производства на военные рельсы самым главным залогом нашей будущей победы в войне.