Федор Березин. Война 2010: Украинский фронт
Они стояли. Сомкнуты щиты И копья кверху, жилистые руки Поножи теребят, глаза внизу Разыскивают цели и опасность Уж третий день. И смерть уже не ждешь, Устали нервы. Пролежни от лат – Снимать нельзя – готовность боевая, Нешуточная, да и трибунал, Хотя вот он как раз не очень страшен – Собрание народа, порицанье, Ну, могут выгнать с города совсем, Ищи потом жену, кусок землицы, Рабов, без них ведь никуда – Рабовладенья век…
1. Позиция
Танк вышел на позицию годную для стрельбы. – Ух ты! – выдохнул в гарнитуру механик водитель Громов. – Это что же? Чьи они будут, пан майор? Удивляться было от чего: в зоне непосредственного воздействия стадвадцатипятимиллиметровки находились теперь предназначенные на заклание жертвы – толстые, большебрюхие… – Это зовется «Гэлэкси» – «Галактика», С 5А, – пояснил майор Шмалько, которому конечно же было гораздо лучше видно снаружи, да еще и в полевой бинокль. Через старую советскую оптику ему получалось даже разглядеть «чьи». – Вот тебе и весь сказ, – произнес он, прижимая к векам совсем не истертый резиновый тубус. – Твою бого мать! Так ведь я так и ду… – Что такое? – испуганно поинтересовался наводчик Ладыженский? – Чьи вы хлопцы будете? Кто вас в бой ведет? – хрипло и неумело пропел Шмалько. – Союзнички, твою бого… Хоть бы флажки с киля стерли. Сучье племя. Ну, нигде без них… – Ух ты! Куда ж это он? – снова подал голос механик, которому из за остановки машины стало теперь весьма интересно любоваться видами. – Наводись, Ладыженский, не спи! – гаркнул сверху Шмалько. – Цель на десять часов. Бьем вот того – движущегося. Взлетать собрался сволота. – Командир батальона, ныне работающий всего то за танкового, сплюнул. Из за сухости во рту столь простое действие вышло не очень: густая слюна повисла на расстегнутом вороте. – Ой! – сказал вдруг наводчик, с опаской глядя на ожившую лампочку датчика. – Майор, у нас это… Облучение, – он вдохнул воздуха и внезапно закричал: – Наведение ПТУРС! – Ориентируешься, – похвалил его Шмалько, уже занырнувший в проушину люка и тоже смотрящий на диодное подмигивание, в то время как руки задраивали вход. – Дорожка! – распорядился майор уже для механика водителя. Эта простая команда означала, что танк должен двигаться исключительно прямолинейно и не быстрее тридцати пяти километров в час. Все для удобства наведения. – Так стоим же, пан майор! – несколько удивленно обиженно отозвался механик. Майор благоразумно оставил его замечание без внимания, он сосредоточился на воспитании другого члена экипажа. – Еще не стрельнули твою ПТУРС, дорогой, – пояснял он для замершего в гипнотическом трансе от лицезрения датчика Ладыженского. – Так, покуда, выцеливают на всякий случай. У них тоже, как и у нас, пауза неприятия действительности. Надо бы удерживать инициативу. Давай работай! – рыкнул он и увесисто хрястнул наводчика по плечу, тут же проворно убирая руку, ибо в танке слишком мало места для непредусмотренных инструкциями жестов, и к тому же, живые руки – столь мягки, сравнительно с подвижным железом. – Дальность восемьсот! Оснастка осколочно фугасная! – поспешно доложился Ладыженский. – Огонь! – нежно скомандовал Шмалько, прильнув к тубусу и одновременно переключая кратность увеличения на «один к восьми». – Может, дым? – спросил снизу водитель Громов, имея в виду искусственную дымовую завесу. |
