Ну, следующим по штатному расписанию был я. Я отказался подписать бумаги. Это бы означало, что даже доступ на территорию части осуществлялся бы по разрешению американцев. Я не говорю уже про то, что обязан был передать ракеты, те боеголовки, что временно хранились в ракетно-технической базе американцам. Много чего еще я должен был подписать. Это равнозначно было капитуляции. Но я же офицер! Командир, а не кусок гудрона!

На меня орали и те, кто приехал из министерства и американцы, потрясая какими-то бумагами, мол, межправительственное соглашение. Плевать я хотел на все эти соглашения. Подтереться только ими в нужнике.

Грозили мне судом, увольнением. Я вызвал караул, потом вызвал всех офицеров и поставил задачу взять под охрану все не только объекты, но и подступы и к ним.

Чуть не поубивали друг друга. Наши бойцы заняли быстро заранее подготовленные позиции, американцы чуть позже подошли…

У каждого свой приказ.

Наши начали стрелять, америкосы — в ответ. Благо, что никого не зацепили. Американцы отступили. И оборудовали позиции недалеко. Американцы боятся открытого боестолкновения. Предпочитают воевать дистанционно, с помощью авиации, артиллерии.

По засекреченной связи, у военных она называется ЗАС, из штаба армии, из Москвы мне грозили всеми карами, вплоть до расстрела. Мол, я накаляю обстановку в мире. Что мне весь мир? Я присягу не всему миру давал, а России! Я — командир в своей дивизии и весь мир держу под прицелом ядерной кнопки.

Созвонился с другими дивизиями, там была такая же ситуация. Не пустили военные американцев к ядерному щиту Родины.

В Йошкар-Олинской дивизии, убили трех американцев, а командира полка из Москвы, что прибыл, для того чтобы принять дивизию под свое командование — взяли под арест. Офицерам из министерства обороны набили морду и сорвали с них полковничьи погона, посчитав, что они недостойны, носить звание русского офицера. М-да, были дела.

Старик выпустил струю дыма в потолок, предаваясь воспоминаниям.

Но американцам удалось взять под контроль главный штаб РВСН. И без команды на старт было бы сложно запустить ракеты. Они и так были нацелены на цель «0-0-0» — на Северный полюс.

Но все равно были у нас и иные маршруты запуска ракет — это американские города, их военные базы. А также были коды запуска для «акции возмездия», допустим, что в результате ядерного удара погиб бы генеральный штаб, и не поступает команды на запуск, тогда самостоятельно, автономно от других, командир принимает решение и вводит коды для запуска ракет, мстит за свою Родину.

Или еще того хуже, что погибли и те, кто должен был запустить ракеты, то тогда вылетают ракеты и летят через всю страну и передают коды на запуск самим ракетам, и те уже стартуют, летят к целям, чтобы отомстить. Для нас, русских, ракеты — это оружие возмездия, оружие обороны, а не нападения.

Мне поступил приказ, что я должен американцам передать коды запуска ракет и маршруты. Вот это уже было совсем плохо. Ракеты тогда становились просто «изделиями», а не грозным оружием.

Я спрятал коды и маршруты. Сидел в своем кабинете. Постелил на стол газету, достал бутылку водки, открыл банку армейской тушенки, ломоть черного хлеба, почистил головку чеснока и положил рядом с собой заряженный табельный пистолет.

Для себя решил, что выпью для храбрости и пущу пулю в висок. Потому что мне тогда казалось, что кончилась Великая Россия, нет больше страны, нет больше будущего. Если свои же командиры отдают приказ на капитуляцию. А я как офицер, не имею права сдавать своих подчиненных, но и приказ, тоже, вроде, как исполнить не могу. Поэтому мое самоубийство должно было стать уже десятым в части. Почти каждый день кто-то стрелялся. Не только офицеры или прапорщики, но и солдаты. Не могли понять, как это так все повернулось, что мы сдаемся, что нас сдают в плен наши командиры.