— Стой, идиот, стой! — крикнул он, но иррха больше не останавливался. — Стреляйте в него! — замахал руками лорд. — Уничтожьте его! — Констебли окрыли огонь, и рои бронзовых ос пронизали мертвеца насквозь. Клочья гниющего мяса летели в воздух, от лица осталась только мешанина костей и зубов, но иррха упорно взбирался наверх. Только тогда Чемерица понял, что тот идет не к нему. Когда Тео, став законной добычей русалки, выпал из круга его восприятия, иррха направился к его почти-двойнику, к мальчику, омытому потоком лилового света.

Чемерица с яростным воплем бросился к иррхе, чуть не попав под пули констеблей, и те прекратили стрельбу. Огры устремились вслед за хозяином, но опоздали. Чемерица ухватил иррху за ногу в тот самый миг, когда тот протянул руки к ничего не сознающему ребенку. В руках у лорда остался клок ткани вместе с куском мертвечины. Не удержавшись, он откатился назад.

Мертвец вошел в столб лилового света и схватил ребенка. Тот отбивался и бормотал, точно его пытались пробудить от чудесного сна. Одновременно свет изменился, сделавшись из сиреневого красно-оранжевым — так по крайней мере показалось Тео сначала. В следующий момент он, заключенный в холодные объятия русалки, понял смысл происходящего. Иррха открыл дверь, подобную той, через которую Тео прошел в Эльфландию, но эта вела прямо в в огненный вихрь бывшего пакгауза Устранителя Не-удобных Препятствии.

«Я подчинил его себе и отдал ему приказ, — сказал Тео Эйемон Дауд, — схватить тебя и доставить сюда, в этот дом». Дауд умер, но приказ его, как видно, остался в силе.

Ужасный Ребенок очнулся от своего блаженного забытья, лишь когда иррха переступил порог огненной двери, и у него вырвался душераздирающий, полный ужаса вопль — так мог бы кричать любой другой ребенок на его месте. Его тело уже дымилось, и он беспомощно бился в руках чудовища, взявшего его в плен и горевшего теперь вместе с ним. Дверь затворилась, положив конец этому зрелищу.

Он угодил в ад, точно как в старой сказке. Не успел Тео об этом подумать, прерванная связь между ними восстановилась на долю мгновения, и он, испытав лишь легчайший намек на то, что чувствовал мальчик, закричал и забился в железных руках пленившей его русалки.

Нидрус Чемерица издал еще один яростный крик — и лиловый свет, выйдя из-под власти Ужасного Ребенка и вернувшись, возможно, под власть тех, кто имел причину ненавидеть этого лорда, охватил его со всех сторон. Кости в теле вопящего Чемерицы, раскалившись добела, прожигали выход наружу. Свет бил из его суставов, из живота, рта и глаз. Вскоре он превратился в груду дымящегося пепла, из которой еще шли какие-то звуки. Свет хлынул из ямы вширь, слабея по мере своего разрастания, и все прочие в ужасе бросились с холма во все стороны, как вспугнутые голуби.

Холодная рук заслонила Тео глаза.

— Довольно, — сказала старая русалка и увлекла его вниз.

Она отвела руку, и Тео увидел ринувшуюся ему навстречу зеленую глубину.

«Вот, значит, какая она была, жизнь». Мысли бежали вверх и лопались, как пузыри. «Доброй ночи, Никто. Скажи „доброй ночи“. Вода хлынула в его раскрывшийся от страха рот, и тьма вошла вместе с ней.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ТУТ И СКАЗКЕ КОНЕЦ

42

ПРОЩАЛЬНЫЙ ПИР

Ему снилось, что он плавает в холодной густой среде, окруженный потоками зеленого движения. Здесь почти все было зеленым — и свет, и тени; даже собственные руки, которые он видел перед собой, приобрели мерзкий оттенок протухшего мяса. Тысячи рыб сновали между бегущими вверх пузырьками, и любопытство, с которым смотрели на него их стеклянные глаза, выходило за пределы приличия.

Иногда зелень пропадала, проглоченная тьмой, а когда она возвращалась, вокруг него плавали уже не рыбы, а женщины — красивые на свой странный лад, с колеблемыми течением волосами.