Не могу сказать, чтобы на сердце у меня стало легче, — моя сестра страдала долго и мучилась, видимо, даже перед смертью, когда гибель Дауда разрушила чары, и ее больной разум вернулся в тело, — но знание всегда лучше, чем невежество. Я перескажу Пуговице самое важное из того, что услышал, но после хотел бы побыть один.
— Я прошу у тебя прощения за зло, которое он причинил твоей семье, хотя он и не был по-настоящему моим родственником. Я проникся к нему симпатией, прочитав его записки. Трудно поверить, что это один и тот же человек.
— Мы вступаем на опасную почву, полагая себя добрыми, а свои намерения хорошими, и думая, что нам поэтому дозволено совершать заведомо дурные поступки. — Примула задержался у выхода. — Пуговица очень хотел бы, Тео, чтобы ты пришел к нему на мост нынче вечером. — Он приветственно вскинул руку и вышел.
— Я тоже пойду, — сказал Кумбер. — Я тут единственный феришер, знакомый представителям разных партий, а между тем у нас на всевозможных сходках и митингах ежедневно принимаются решения, которые со временем станут законами и даже войдут в учебники. Тебе это будет интересно, Тео, — ты ведь и сам обещаешь занять не одну страницу в ученых трудах. Мы строим новую Эльфландию, начиная с фундамента.
— Когда смогу садиться без рвотных рефлексов, с удовольствием приду послушать. Не знаю только, какой из меня будет толк на митингах.
— Там решается и твое будущее. Ах, да, — покраснел Кумбер, — ты ведь, наверное, захочешь вернуться домой, в свой мир.
— Думаю, да, если он еще на месте. Надеюсь, Ужасного Ребенка остановили вовремя?
— Наверняка, — улыбнулся Кумбер. — Проделанные нами тесты показывают, что твой мир остался в целом таким же, как был, — ни хуже, ни лучше.
Поппи отпустила руку Тео и внимательно вглядывалась в полотняную стенку палатки.
— Поппи, ты что?
Кумбер откашлялся.
— Ну, мне пора. Поднести тебя куда-нибудь, Кочи, или ты хочешь остаться с Тео и Поппи?
— Кочи? — повторил Тео, и Кумбер опять покраснел. — Да вы двое никак спелись?
— А если и так, тебе-то что? — вызверилась Кочерыжка. — Ты тоже; как я погляжу, времени зря не терял. Ладно, не обижайся, госпожа Дурман, — смягчилась она. — Из вас получилась славная парочка.
— Я не обижаюсь, — монотонно заверила Поппи.
— Но... — Тео перевел взгляд с Кочерыжки на Кумбера. — Я все-таки не улавливаю — каким образом?
— Когда больницы немного разгрузятся, кто-нибудь из нас сделает операцию, — сказал Кумбер, пылая, как неоновая вывеска. — Я — скорее всего. Большого сделать маленьким куда проще.
— Большого — маленьким? — В голове это плохо укладывалось, и Тео решил не стараться. — В любом случае желаю вам счастья. — Он помолчал. — Выспренне как-то звучит, но это правда. Вы мои лучшие друзья во всем мире — в любом из миров Поэтому желаю вам каждое утро просыпаться с песней.
— Спасибо. — Кумбер избегал смотреть Тео в глаза, но ухмылялся при этом.
— Подними-ка меня, Тео, — сказала Кочерыжка. — Хочу сказать тебе кое-что на ушко.
Он уже подставил ей ладонь, и тут его осенило.
— А крылья тебе на что?
Она посмотрела на него удивленно, и ее лицо искривилось от горя, которое она, видимо, скрывала все это время.
— Ну да, откуда же тебе знать, бедняге. Ты ведь в пруду сидел. — Помедлив, она повернулась к нему спиной и спустила с плеч платье. |