Оставалось только вспомнить это «более важное»…
Центральная часть Святого города казалась совершенно вымершей. Ни огней, ни людей, ничего – словно Курия решила бросить свой оплот на произвол судьбы.
– Где же Его святейшество? – проговорил некромант.
– Я знаю, где он скрывается – если только не убрался отсюда, – отозвался Этлау, неутомимо таща Фесса вперёд, словно муравей гусеницу.
– Почему бреннерцы даже не попытались привести меня к нему, раз получили такие строгие приказы?
Этлау усмехнулся, сверкнув единственным глазом.
– Ты, Неясыть, своим превращанием едва не заставил меня самого подштанники намочить, что же говорить о бедных простых рубаках?
– Бедных? Простых? – Фесс постарался вложить в вопрос побольше сарказма.
– Именно. Бедных и простых. Ягнят в лоне Святой матери Церкви. Они так привыкли делать всё, как им говорят, что не способны взглянуть в глаза ничему новому.
– Я бы так не сказал, – проворчал некромант, вспоминая Вечный лес и четвёрку бреннерцев, едва не поставивших его на колени.
– Они выросли, зная, что Курия и Аркин всегда правы. Что слуги Спасителя не могут ошибаться, что все их поступки продиктованы свыше. Что нет иной правды, кроме Его слова. Когда ты… гм… изменился, они поняли, вернее, почувствовали – чтобы такое понять, нужно иметь чуть больше соображения, чем у них, – так вот, они почувствовали, что не имеют над тобой больше власти, что им с тобой не справиться, даже кинься они на тебя всем скопом. Вот и разбежались – не знают, что теперь с тобой делать, а новых приказов отдать некому, – закончил Этлау.
Нельзя сказать, что слова инквизитора показались Фессу особенно убедительными. Он слишком хорошо помнил дыхание Смерти, подступившей как никогда близко, именно в тот момент, когда он столкнулся в домене Вейде с посланной по его следу четвёркой охотников.
Скорее просто задумали что-то иное. Или понтифик решил сменить приоритеты, думал некромант. Или…
– Они проломили стену, – хладнокровно оповестил его Этлау, свободной рукой утирая пот. – Ворвались внутрь. Наших просто размётывают.
Фесс молчаливо признался себе, что уже давно, как и разжалованный отец-экзекутор, думает о защитниках Аркина как о «наших». Не стало «инквизиторов», «святых братьев», «серых». Только «наши». Несмотря на то что он, Фесс, совсем недавно натравливал на них костяных драконов и призывал на Аркин все мыслимые и немыслимые бедствия. Святая Церковь была его самым старым, страшным и последовательным врагом в Эвиале – если не считать Западной Тьмы, конечно.
– Кстати, а где Фейруз? – припомнил некромант.
– Фейруз… остался у понтифика. После того как меня схватили, больше беднягу не видел, – отозвался Этлау. – Не о том ты думаешь, Неясыть, как есть не о том.
– Но, если тебе удалось так просто накинуть удавку на мальчишку, бывшего со мной всё время, то…
– Думаешь, я такое же проделаю и с кем-то из птенцов? – Этлау бледно усмехнулся. – Спасибо за комплимент, Неясыть, но я не солгал тебе и в первый раз – я смог захомутать парня только потому, что он служил у нас. Быть может, он – не единственный, кого салладорские чада заслали к нам, но их я не знаю.
– А что, обязательно знать?
– Обязательно. Иначе заклинание не сработает.
– Ну что ж ты так, преподобный отец-экзекутор?
– Оставь свои смехушечки, Неясыть. Впрочем, оно и хорошо – раз язвишь, то пошёл на поправку. |