Получается, даже сейчас цилиндры могут нестись сквозь космическое пространство – по направлению к нам! Зачем бы еще Уолтеру пытаться выйти со всеми нами на связь? Но такой уж он был человек – он всегда говорил обиняками. Некоторое время я пребывала в раздумьях, но неожиданно повисшее напряжение требовало действий.

– Что ж, давайте ответим на звонок, – сказала я так решительно, как только могла. Я взяла Эрика под руку, Гарри придержал меня под локоть, и мы втроем вышли из вестибюля. – Думаю, я как-нибудь протяну час-другой в роскошных интерьерах «Плазы».

– А мне не терпится встретиться с этим Куком, – добавил Гарри. – Если хотя бы половина его слов – правда, он презанятный тип!

3. Артиллерист в Нью-Йорке

Мы взяли такси в отель и отправились на пересечение 58-й улицы и 5-й авеню. Главный вход «Плазы», если вы вдруг не знаете, выходит на Великую армейскую площадь, посвященную победам Армии Союза в Гражданской войне. С 1922 года на ней появились также монументы, связанные с другим военным конфликтом. Но тогда это было впечатляющее зрелище.

Номер Эрика был именно таким роскошным, как я и ожидала, – с пухлыми креслами и великолепным видом на площадь. На низком стеклянном столике возвышалась закупоренная бутылка шампанского. Комнату наполняли слегка дребезжащие звуки регтайма, исходившие из радиоприемника. Это был не один из тех маленьких «народных приемников» казенного вида, известных как «мегафоны Марвина», какие в те годы можно было найти в любом британском доме, а добротная американская техника в ореховом корпусе.

И в этом антураже Альберт Кук, одетый в халат, возлежал на диване и лениво листал цветное приложение к какой-то газете. Когда я впервые оказалась в американском отеле, меня совершенно ошеломила такая роскошь, как собственная ванная, телефон в номере и каша на завтрак. Но Кук явно чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде.

Кук казался чуть старше Эрика – на вид ему было лет сорок; у него были аккуратно подстриженные черные волосы с проседью, а нижнюю часть лица пересекал багровый шрам (хотя позднее до меня дошли слухи, будто Кук специально подкрашивал его для пущего эффекта). На комоде лежал потрепанный фолиант – один-единственный экземпляр его книги, зато посреди комнаты возвышалась стойка с плакатом, изображающим Кука в изодранной униформе и с какой-то дубинкой в руках. Надпись на плакате гласила:

Воспоминания артиллериста

Эрик представил нас. Кук не поднялся с дивана. Он что-то буркнул Гарри и смерил меня взглядом с ног до головы, явно разочарованный при виде женщины, одетой в скромный брючный костюм. Надеюсь, что я ответила ему достаточно испепеляющим взором. Со времен Первой войны я отказалась от одежды, в которой было неудобно ездить на велосипеде, и остановила свой выбор не на изящных модных костюмчиках, а на простых и грубых, какие носили работницы военных заводов, – и мне было все равно, что Кук думает по этому поводу.

Он снова уткнулся в журнал.

– Так что, Эрик, у нас полчаса до этого проклятого звонка?

Эрик вынул шампанское из ведерка – в бутылке оставалось не более трети. Он виновато взглянул на меня.

– Если хотите, могу заказать еще.

Мы с Гарри помотали головой.

– Пожалуйста, садитесь. Давайте я возьму ваши пальто…

– И не беспокойтесь, я не буду вас смущать, – лениво протянул Кук. – Когда профессор позвонит из своей заокеанской психушки, я тотчас же уйду.