«Малахит, который носила в своем теле Нармора!» Гном поспешно спрятал находку в карман, никому об этом не сказав.

— Ничего особенного, — солгал он Балиндис. — Мне показалось, что я на что-то наступил.

В городе уже все говорили о том, что битва выиграна.

Друзья шагали по переулкам Пористы, а люди выглядывали из окон, кто-то даже осмелился открыть дверь… Вскоре горожане высыпали из укрытий. Они хлопали в ладоши, славя гномов, выносили им еду и горячие напитки. Возвращение в лагерь превратилось в триумфальное шествие в честь победы над аватарами.

Гномы с благодарностью принимали подношения. Им не пристало демонстрировать радость перед чужаками, но воины просто не могли сдержаться. У всех на лицах играли радостные улыбки.

А Родарио и не собирался скрывать свои чувства. Лежа на носилках, он величественно махал толпе рукой, изо всех сил стараясь, чтобы его заметили.

— Дорогие горожане! Вскоре на сцене «Театра Диковинок» вы увидите представление о том, как эоил пал в бою с отважным гномом и мною, Невероятным Родарио! — кричал он. — Да здравствуют гномы! Да здравствуют жители Пористы!

Ответом на его слова был шквал аплодисментов.

— Лучшей рекламы для меня и моего «Театра Диковинок» и не пожелаешь, — шепнул он укоризненно качавшему головой Боиндилу.

По дороге в лагерь Тунгдил думал о том, что ему следует рассказать правителям. «Как по мне, пусть все думают, что эоил — демон. Мы с Родарио знаем правду, но она опаснее лжи». Не хотел Златорукий говорить и о злосчастном осколке малахита, а вот о бриллианте стоило сказать. Нужно было придумать какое-то решение, которое защитило бы магический камень от лап недостойных.

Выйдя из Пористы, гномы увидели последствия землетрясения.

Заснеженные поля покрылись широкими трещинами, кое-где земля просто расступилась и поглотила все, что стояло на ней. К счастью, лагерь гномов остался цел — трещина тянулась прямо между шатрами, словно не желая нести смерть кому-то из воинов.

— У нас не было тяжелых потерь, — рассказывала Балиндис, укладывая Тунгдила на лежанку и приступая к обработке его ран, как велел лекарь. — Альвы нам очень помогли. Но вот в северной части города, где сражались Третьи, все закончилось настоящей резней. Офицеры войска аватаров рассчитывали, что там мы проведем основную атаку, и, хотя Третьи — хорошие воины, они не смогли победить. Выживших очень мало.

Подошедший врачеватель снял со Златорукого повязку и раздвинул края раны, чтобы проверить порез.

— А что Зальфалур? — простонал Тунгдил, едва сдерживая крик.

Балиндис покачала головой.

— И Зальфалур, и Лоримбас пали в бою при отступлении, как нам сообщили выжившие. Мы попробуем найти их тела.

Златорукий вздохнул, не зная, что чувствует, облегчение или разочарование. За смерть его родителей отомстили, вот только сделал это не он. Да и за смерть Мюр Зальфалуру он так и не воздал по заслугам.

— Что ж, он мертв. Надеюсь, что души убитых им сейчас ликуют в Вечной Кузнице.

— Ну конечно. — Балиндис поцеловала его в лоб, и на мгновение Тунгдил почувствовал, что их любовь еще жива и что это чувство будет жить в его душе вечно.

Полог шатра откинули, и внутрь вбежал Фургас. Беспомощно оглянувшись, он увидел Златорукого и бросился к нему. Глаза магистра покраснели, будто он плакал.

— Тунгдил! Как я рад, что ты жив. — Фургас пожал гному руку. — Мне сказали, ты знаешь, что случилось с Нарморой, — севшим голосом начал он. — Я не мог найти ее в городе, а еще она оставила ворота во время атаки и… — По его щеке скатилась слеза, губы задрожали.